Игорь Гергенрёдер - Донесённое от обиженных
- Название:Донесённое от обиженных
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Журнал «Литературный европеец», №№48-51,56-58 за 2002, №№63,64 за 2003
- Год:2003
- Город:Франкфурт-на-Майне
- ISBN:1437-045-X
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Игорь Гергенрёдер - Донесённое от обиженных краткое содержание
Немало россиян, по данным опросов, желало бы возвращения монархии. О ней охотно и подробно пишут — обходя, впрочем, одно обстоятельство. С 1762 Россией правила германская династия фон Гольштейн-Готторпов, присвоив фамилию вымерших Романовых. Государи-голштинцы явили такую благосклонность к немцам, которая не оставляет сомнений в том, кто были желанные, любимые дети монархии. Почему Ермолов и ответил АлександруI, спросившему, какой он хотел бы награды: «Произведите меня в немцы!» В 1914, в начале Первой мировой войны, из шестнадцати командующих русскими армиями семеро имели немецкие фамилии и один — голландскую. Четверть русского офицерства составляли одни только остзейские (прибалтийские) немцы.
Затрагивая эту тему, автор[1] обращается ко времени Гражданской войны, считая, что её пролог — крах монархии — имел национально-освободительную подоплёку.
Донесённое от обиженных - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Особоуполномоченный помедлил и перевёл тягостно-привязчивый взгляд на председателя:
— Кто у вас у власти? — бесстрастие теперь выглядело деланным, и за ним угадывалось тихое ледяное бешенство.
Предрика обладал лицом, выразительно-подвижным до невероятия: в течение пяти секунд оно могло быть прокурорски требовательным и ехидно-слащавым. Сейчас оно выражало конденсированное глубокомыслие.
— На текущий момент — не состоит, а в другой момент будет коммунист. Как и учит нас по диалектике Карл Маркс, — философски разъяснил он приезжему. — Мы с вами как с представителем губернии, — продолжил поучающе, — должны учитывать местный характер обстановки — раз! И революционную волю местного рабочего класса — два!
Депутаты баймакского совета подхватили с прорвавшимся возбуждением:
— Само собой так!
— Оно действительно!
— Именно что надо учитывать!
Один из активистов бросил оренбуржцам, обернув злорадство в шутейность:
— Во-о, знали бы наши бабы сейчас про ваше дело!.. Успели б вы смыться, нет? — он потускнел и закончил с тоскливой язвительностью: — Правда, можно огонь открыть — по бабам.
Особоуполномоченный переглянулся со своими людьми: с тем, что при шпаге, и с двумя другими. Пристальные, без ресниц, глазки вперились в инженера:
— А убедиться, как хранят золотой запас, губернская власть тоже не вправе, гражданин р-рабочий р-радетель? — проговорил он с внезапной резкостью, ядовито-яростно.
Семён Кириллович не мог и представить столь пронзительной, безграничной ненависти, сконцентрировавшейся на нём. Его оглушило чувство словно бы горячечного сновидения, когда в сумеречной неподвластности выделилась черта совершенно чёрная — воздействие, оказанное гологлазым и оправдавшее его расчёт. Натура Лабинцова не позволила ему ничего иного, как ответить:
— Да, убедиться вы можете…
Он не видел, каким взглядом сбоку угостил его предрика. Взгляд сперва выразил сожаление и снисходительность, а затем — презрение.
Семёна Кирилловича раньше не занимало, как он ходит, но сейчас, направившись к двери, он взволнованно следил за тем, чтобы ступать крепко и неторопливо. Длинный, просторный, с высоким лепным потолком коридор имел выход на лестницу, что вела вниз, к месту хранения золота. Лабинцов, слыша за собой шаги и дыхание оренбуржцев, чувствовал, будто нечто невообразимо тяжёлое, из металла, неумолимо нагоняет его, вот-вот подомнёт и расплющит. Самоосуждающе изгоняя из себя это мозжение, сосавшее каждый нерв, он услышал:
— Стойте! — Слово было произнесено за ним в такой близости, что затылок ощутил колебание воздуха.
Особоуполномоченный обошёл инженера и встал на его пути к лестнице. Идти дальше, приближаясь к караулу в полуподвале, он находил нежелательным. Человек застыл, сжав губы, и его безмолвие было для Семёна Кирилловича чем-то сжато-испепеляющим, отчего сердцебиение выпило все силы.
— Подойдём к посту, и вы распорядитесь, чтобы нам передали запас, — произнёс с безраздельной нутряной злобой вожак оренбуржцев.
Отуманенный возмущением, Лабинцов инстинктивно поспешил опередить миг, когда страх достигнет убеждающей полноты, и прошептал громко, как мог:
— Какое свинство!..
— Играетесь… хорошо! — оренбуржец бросил руку на кобуру, точно замыкая этим движением истину в её стальной категоричности.
Прозрачная ясность секунд отбивалась в голове инженера бешеным пульсом. От ступней поднимался, сделав ноги вялыми, тянущий книзу смертельный груз. Тонкое остриё стыда, стыда за желание кричать: «Да, да-а! Всё сделаю!» — прошло сквозь закрутевшее страдание, и Лабинцов, содрогаясь, выхватил из кармана маленький плоский пистолет, быстро снял его с предохранителя.
Гологлазый, вынимавший кольт, моментально толкнул его назад, как-то странно смачно прохрипев:
— Не беситесь…
Его спутники вспомнили о своих кобурах, и инженер в высшей жизненной точке, о которой будет помниться почти как о прорыве в безумие, прокричал:
— Кто двинется — стреляю в вашего! — рука резко и прямо протянула пистолет к переносице оренбуржца — его глаза без ресниц скошенно свелись к дулу.
Семён Кириллович в остром томлении, в котором его тело как бы беспомощно исчезло, осознал, что не выстрелит — чего бы ни было, — и изо всей силы выкрикнул несколько раз:
— Товарищи — нападение!
В коридор стали выходить один за другим депутаты совета, что до сей минуты, дружно занятые, оставались в комнате. Предрика, словно видя нечто ребячливое, сказал с выражением простоты и несерьёзности:
— Что тут такое?
Инженер опустил пистолет, продолжая крепко сжимать его:
— Меня хотели… угрожали… убить.
Предрика сухо заметил:
— Оружие у вас только в руках.
Снизу взбежал по лестнице караул, и Лабинцов, которого трепало ощущение тошнотворной зыбкости, обратился к рабочим в автоматизме сдающегося усилия:
— Угрожали — чтобы я распорядился передать им запас…
Рука его, будто не вынося больше того, что она держит пистолет, как-то крадучись вернула его в карман, и через мгновение в руке гологлазого был кольт. Предрика судорожно отшатнулся, прижал спину к стене и стремительно скользнул по ней вбок, к двери в комнату. Семён Кириллович же не чувствовал ничего, кроме грома в сердце, и в безучастности перенапряжения будто перестал присутствовать здесь.
Мягко треснула сталь — рабочий, передёрнув затвор винтовки, прицелился в голову оренбуржцу.
— В сторону! В сторону! — кричал караульный инженеру.
Пространство спёрло ожиданием, что сгустилось в осязаемую душную силу. Оно вылилось в медленные и лёгкие шаги гологлазого — прочь от дула винтовки, в другой конец коридора, откуда сходили в холл. Спутники последовали за вожаком, теснясь к нему и, казалось, удерживаясь, чтобы не обогнать.
Надо было понимать, что сейчас они вернутся — вместе с теми, кто оставался внизу, — и рабочий, давеча целившийся в уполномоченного, отрывисто сказал:
— Чёрным ходом послать кого… за подмогой!
Предрика высматривал из комнаты с таким видом, что в любой миг отскочит внутрь и захлопнет дверь. Остальные, обратив себя в слух, сосредоточились в неком тщательном онемении, будто оно, а не решение действовать, было теперь единственно важным. Наконец один из активистов пробежал сторожко, на носках, к лестнице в холл и возвратился с возгласом:
— Уехали!
Это означало, что особоуполномоченный ухватчиво оценил положение. Одолеть со всеми своими людьми караульных он смог бы — но при кровопролитии. Перетаскать золото в сани, может, и удалось бы. Но как затем удалиться из густонаселённого Баймака? У кого-то из жителей наверняка имелись револьверы и уж, конечно, — охотничьи ружья.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: