Александр Солженицын - Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого

Но мандаты проверять — работа долгая, а уже и проголодались, уже и на обед бы скоро. Так для того и собрались же, чтоб слушать, кого не слушали. Ну пускай, ладно.

А этот вбирается рылом, и роет, роет своё. А прижатый:

— Мы беспрерывно посылали телеграммы в Совет рабочих и солдатских депутатов, но телеграммы наши задерживались. Тогда не мы, а товарищ Мартов выдвинул идею обменять политических эмигрантов на интернированных германцев. И вот совещание французских и швейцарских социалистов постановило, что мы обязательно должны ехать через Германию. Среди них — социалист Платтен, которому выбивали зубы в рижской тюрьме. И это ложь, что нас везли в богатом вагоне, — в самом обыкновенном. А когда германские социал-демократы хотели явиться к нам в вагон с приветствием — мы сказали, что нанесём им оскорбление действием, потому что они связаны с Вильгельмом.

Ах, балабан лукавый. Шумнул ему, как выстрелил, Горовой:

— А теперь вы — не связаны?

Но Зиновьев вроде не слышал, да морда у него бесчувственная, его хоть по щеке лупи, он своё:

— Исполнительный Комитет Совета одобрил наше поведение. А теперь едут через Германию товарищ Мартов, Аксель-род и другие видные социалисты. И все проехавшие через Германию жаждут, чтоб их предали суду! Потому что этот суд окажется судом против Временного правительства. — Ага, уже покусывает. И крепчает голос (откуда голос такой в мешке?). — Я уверен, что если мне дадут месяц, чтоб объясниться с населением, то нет такой силы, которая разделила бы большевицкую партию с народом: наша партия выражает то, что на душе у народа!

Ну, обвисляй, рассвободился уже. Ещё прошёл шумок, кто с соседом, кто и похлопал, опять же Крыленко, а может и из подсаженных, не прервали, дальше. А тот видит, что выбрался, и — крепче:

— Войну — решили не рабочие, не крестьяне, и даже не Государственная Дума, а разбойники Николай с Вильгельмом. А третий с ними — английский король. И в Италии, и в Японии тоже есть монархисты, которые вешают социалистов. И надо свергнуть всемонархии, а не нападать только на одну германскую. Что просто „Германия напала на нас” — вульгарное рассуждение, в нём нет ни тени объективности.

То есть, Горовой толкует Кожедрову, германскую сторону застаивает.

— Припомните 1898 год, Фашоду. — (Эт' ещё чего?) — Тогда английский капитал победил. Это ложь, что Англия давно наша союзница: в русско-японскую войну она стояла за спиной Японии, помогала ей. А Сердечное Согласие — это чтобы вместе грабить Персию.

— Верно! — одобрительно вскликнул — кто же? — прапорщик Чернега.

— Мы должны знать, во имя чего ведётся война. Все тайные договора должны быть опубликованы, — те договора, которые Милюков и сейчас признаёт существующими. Что война не изменила своего классового характера от революции — больше всего и доказывается неопубликованием договоров.

— Долой их! — крикнули. (Кого? — большевиков? договора? — договора, знать.)

— Вы, идущие в окопы проливать свою кровь, имеете право знать эти договора! Там — о разграблении Турции, Африки...

— Тогда и немцы узнают! — ему.

— Да немцы знают их лучше нас. Их не знает только наш русский народ. В этих договорах торгуют народами как скотом.

Во закидывает. А может и правда чего такое там кроется?

— А ещё виновники войны — банки! Обревизовать банки: кто их члены? может нынешние министры? То-то правительство и не хочет разрешить земельный вопрос в интересах крестьянства. Тормозит введение 8-часового дня. Препятствует всеобщему вооружению народа. Издают провокаторский циркуляр о запрещении братания, явно контрреволюционные меры. А расстрел солдат на петроградских улицах организован кадетами! Там пока будет работать следственная комиссия — а мы молчать об этом не можем. А последняя речь Родзянко говорит, что он почувствовал силу и идёт в наступление!

Разогнался про всё, аж в ушах лещит.

— А что делать? Как войну кончать? Сепаратным миром? — из зала ему.

— Никогда большевики не были за сепаратный мир, это низкая клевета! Мы не говорим — втыкать штык в землю. Нельзя окончить эту войну отказом с одной стороны. Война кончится тогда, когда все народы поймут, что льётся кровь из-за буржуазии. Войну можно кончить только переходом всей государственной власти в руки пролетариата в нескольких воюющих странах. Если революционный класс возьмёт власть, — то открытое предложение мира создаст полное доверие рабочих воюющих стран друг к другу — и приведёт к восстанию против империалистических правительств.

— Так это ещё десять лет ждать? — поддал Горовой.

— Конечно, это трудная задача. Но власть капиталистов ведёт человечество прямо к гибели.

— А кто это революционный класс?

Чернега:

— Так нам что, идти на Петроград, ещё один переворот делать?

— Революционный класс это пролетариат и батраки. А капиталисты опираются на зажиточное крестьянство и на мелких хозяйчиков.

Мел-ких хо-зяйчиков? Тут стал смекать Горовой, что сам он — вовсе не пролетариат.

— Да ты скажи, как войну кончать??

Война! — вот это и вопрос, никто ответа не знает. Ясно, что чем скорей покончать, тем лучше, все этого хотят. Но и просто отхлынуть нашей стороне нельзя.

— А для этого — братание, — отвечает Зиновьев. — То, что немцы братаются — уже есть признак нарастающей революции у них. А мы, большевики, хотим братания на всех фронтах Европы, и об этом заботимся.

Ну, это ты себе возьми. Братанье-то по немецкой команде идёт, крючок.

И другие орут про войну вот так, разное, расступленно, — а Зиновьев уже и не отвечает. Он дальше:

— Земля? Нет силы, которая помешала бы нам осуществить лозунг „земля — народу”. Немедленно нужно взять всю землю! И удельную, и церковную, и монастырскую, и помещичью! Если мы не заберём землю теперь — мы её потом не получим!

Пообвисла губа у Кожедрова, а весь не пошевелится.

— Буржуазия должна уйти от власти, потому что её немного, кучка. А должна быть объявлена диктатура рабочих, солдатских и батрацких депутатов.

А крестьянских же куда?..

— Нечего опасаться, что они неподготовлены. Власть советов приведёт страну к счастью! И это будет самый страшный удар по Вильгельму. Наша буржуазия своими нотами только разжигает у немцев желание воевать. Вильгельм говорит: видите, русские хотят нас покорить. А братания — теперь никто не задержит. Немецкие дворянчики выведывают наши тайны? — солдаты могут легко проверить, что не так. Мне рассказывали, что в наши окопы немецкие солдаты принесли трупы двух немецких офицеров, которые мешали им брататься.

— Ну, это врёшь, — басовито сказал Чернега, но не кричал туда, вперёд, а тут, поблизости. — Такого не было. И зачем нести? у себя б и уложили.