Мор Йокаи - Сыновья человека с каменным сердцем

Зебулон спрятал снадобье под своей фланелевой курткой, а ночью, когда они с господином Ридегвари улеглись в одной комнате, незаметно принял двойную дозу лекарства.

Господа! Ehre, dem Ehre gebührt, [132]– каждый человек по-своему отважен. Со стороны Зебулона такой поступок был геройством: подумать только – во время эпидемии холеры искусственно вызвать у себя расстройство желудка!

Замысел удался как нельзя лучше. Наступившая вслед за принятием двойной дозы слабительного катастрофа сразу же разбудила спавшего глубоким сном господина Ридегвари. Он вскочил с постели и выбежал на середину комнаты с громким воплем: «Холера!» Затем бросился в коридор.

Он оставил в спальне всю снятую перед сном одежду и распорядился, чтобы ему дали другую, а бумаги и поклажу, находившиеся в спальне, велел окурить. Затем приказал заложить карету и темной ночью укатил прочь из города; со страху он ехал без остановки до соседней деревни. До такой степени испугала его болезнь Зебулона!

А Зебулон, едва окончилось действие слабительного, преспокойно заснул и храпел до самого рассвета. Возможно, он проспал бы еще дольше, но под утро кто-то открыл дверь и проскользнул к нему в комнату.

Вошедший был приземистый, невзрачный старичок с косматой, взъерошенной шевелюрой, в рубашке с закатанными рукавами, в синем фартуке и шлепанцах. Остатки шеллака на его ногтях выдавали столяра.

Зебулон из-под ресниц следил за незнакомцем, пытаясь догадаться, зачем пришел этот странный человек. Ведь ему так хочется спать.

Между тем плюгавый старикашка тихонько приблизился к кровати и вытащил из-под фартука складную линейку. Зебулон лежал вытянувшись, его ноги торчали из-под слишком короткого одеяла. Столяр наклонился и начал обмер: от кончика пальцев до колен – два фута, от колен до середины груди – еще два фута. Он уже собирался измерить, сколько еще дюймов до затылка, но Зебулон не стал ждать. Как только дюймовая линейка оказалась около его носа, он обеими руками вцепился в лохмы старика и стал немилосердно встряхивать всю его жалкую, приплюснутую фигурку, и делал он это с таким усердием, что тот замер от страха. Как только Зебулон отпустил его чуб, человек упал на колени и, неистово колотя себя обеими руками в грудь, залепетал:

– Иисус-Мария, святая Анна!..

А Зебулон уселся на краю постели, подбоченился и рявкнул:

– Эй ты, висельник! Чего ради тебе вздумалось измерять мою фигуру?

– Ай, ай, ай! Господи, владыка вселенной, не оставь меня! – ошалело бормотал столяр, у которого с перепугу зуб на зуб не попадал.

– Вот я тебе задам сейчас вселенскую трепку, шалопай ты этакий! – вскричал Зебулон, вскакивая на ноги. – Говори, какого лешего понадобилось тебе измерять меня?

Заметив, что Зебулон ищет возле кровати свою трость плюгавый старичок понял, что перед ним не призрак, а реальный человек, который угрожает ему вполне реальными побоями; и он поспешно стал оправдываться:

– Помилуйте, сударь! Прийти сюда мне велел его высокопревосходительство, что недавно уехал: он сказал, что, мол, тут скончался некий господин и требуется сколотить гроб. Он мне даже уплатил вперед.

Зебулону стало неловко за свою горячность.

– Ну, ладно, в таком случае все в порядке. Коли его высокопревосходительство позаботился обо мне, – это великая милость с его стороны. Подумать только – гроб мне заказал! Однако я им не воспользуюсь. Но, раз уж за него заплачено, можешь выпить за мое здоровье. Только о том, что здесь произошло, – никому ни слова! Иначе нас обоих поднимут на смех. Лучше уж посмеемся сами.

Бедняга столяр был окончательно сбит с толку: он не знал, плакать ему или смеяться!

– Уж очень я напугался, все кишки свело от страха, Не случилось бы со мной беды. Я думал – вы покойник, а вы вцепились мне в волосы!

– Вон там в бутылке арак, потяни из нее разочек. Ну, легче стало? Как тебя зовут?

– Мартон Струпка.

– Ну ладно! Хлебни-ка еще разок, да вот тебе форинт от меня. Раздобудь мне подводу, только, понятно, не погребальную колесницу, в ней я пока не собираюсь путешествовать. Мне нужна подстава до Пуккерсдорфа, я хочу туда съездить к тамошнему пастору, мы с ним друзья-приятели.

Узнав, что Зебулон лютеранин, Мартон Струпка тотчас успокоился. Страх его как рукой сняло: он принял от Таллероши форинт, поблагодарил и даже к ручке приложился.

– Я мигом возвращусь с одним хорошо знакомым ямщиком. Сам с вами поеду, чтобы показать дорогу. Ведь я тоже отлично знаю его преподобие, целых три года служил у него церковным сторожем.

Зебулон очень обрадовался.

Было бы неестественно, если бы Мартон Струпка тут же не сообщил Зебулону, что он тоже – «nostros», земляк.

Вот благодаря какой ловкой проделке удалось Зебулону скрыться с горизонта Ридегвари.

А новый Эфиальт тем временем вел «бессмертную ар» мню» дальше – через новые Фермопилы…

И не нашлось на него Амфиктионии!.. [133]

Если кому-нибудь попадется в руки комплект венгерских газет за тысяча восемьсот сорок девятый год – их выпускали тогда немного, да и те, что выходили, нередко уничтожались, – он отыщет в них краткое сообщение о том, что утром двадцатого июня, между десятью и двенадцатью часами, можно было наблюдать на небе ослепительный солнечный венец. Найдутся, пожалуй, и очевидцы, которые еще помнят этот день.

Действительно, то было одно из самых великолепных небесных явлений, которые когда-либо доводилось наблюдать: были видны и солнечная корона, и гало, [135]и ложное солнце, – всё вместе.

Корона даже при полном солнечном затмении наблюдается редко – может быть лишь один раз на протяжении жизни целого поколения; гало – можно наблюдать даже не каждое столетие, а то и другое вместе с ложным солнцем – это уже зловещее небесное предзнаменование и такое чудо, о котором в мирные времена ученые пишут целые тома.

В Венгрии же, в июне тысяча восемьсот сорок девятого года, не нашлось астрономов, которые описали бы это редкостное явление.

Мы, мадьяры, тогда попросту не заметили этого «двойного солнца»: для нас в ту пору стояла «двойная ночь»!

Двухсотсорокатысячная царская армия приближалась к Венгрии. Армия отдохнувшая, подготовленная, закаленная в боях.

Было от чего впасть в отчаяние.

Однако находились люди, которым необузданное воображение помогало еще надеяться на победу.

Да, находились!

И таких среди венгров оказалось немало. Они говорили:

– Если на нас идет войско в двести сорок тысяч, мы должны выставить против них полмиллиона!

Каждый, кто способен стоять на ногах, владеть руками, кто достоин называться мужчиной, – должен вступить в ряды сражающихся! Любое орудие из металла, с лезвием и с острием, должно стать грозным оружием. Ведь умирают всего лишь раз! Не собираетесь же вы жить вечно!