Виктор Поротников - Митридат

Митридат несколько мгновений взирал на Гергиса широко раскрытыми глазами. По его лицу растекалась мертвенная бледность, затем он вскочил и стремглав выбежал из комнаты, столкнувшись в дверях с дядей Стефаном.

На недоумевающий вопрос Стефана: «Что случилось?» Митридат прокричал, убегая:

– Все кончено, дядюшка! Все пропало!..

Антиоха, узнав от брата последние новости, живо созвала служанок и стала собираться в дорогу.

– Я возвращаюсь в Амис к маме,- заявила она Митридату.- Мне кажется, там сейчас самое безопасное место.

– Ты бросаешь меня в самый трудный момент,- стал упрекать сестру Митридат.- Стало быть, твои чувства ко мне, твои ласки и поцелуи были сплошным притворством. Ты совсем не любишь меня! Ты лживая и двуличная, как наша мать!

– Ну что ты раскричался!- набросилась на брата Антиоха.- По-твоему, я должна вверить тебе свою жизнь и все свои надежды? Тебе?!

Да ты о себе-то позаботиться не в состоянии, не то что обо мне. Или ты ожидал, что я с готовностью разделю твою печальную участь? А может, ты полагал, что я возглавлю войско и встану на твою защиту?

Антиоха нервно расхохоталась и оттолкнула Митридата, который хотел в знак примирения обнять ее.

– Время лобзаний прошло, братец,- сказала она.- Насту пило время перемен. Оставь меня, я тороплюсь!

Юный царь ушел от Антиохи, еле сдерживая слезы.

Город Амис нравился царице Лаодике не меньше Синопы, поэтому она и выбрала его местом своего изгнания. Тихие залы старого дворца, возведенного в городской цитадели еще царем Фарнаком, были хорошо ей знакомы. Лаодика когда-то подолгу жила здесь с мужем, который считал Амис наравне с Синопой столицей своего царства.

С недавних пор Амис стал особенно дорог Лаодике: ведь тут у нее родился Махар, плод ее безумной страсти и пламенной любви.

Мальчик рос здоровым и резвым. Лаодика, не доверяя кормилицам и нянькам, почти все свое время посвящала ребенку, в котором души не чаяла.

Досуг царицы, жившей затворницей, окрашивали лишь всевозможные повседневные заботы и прогулки под пальмами в широком внутреннем дворе. Иногда один местный рыбак, приносивший во дворец свой улов, катал царицу на своей юркой лодчонке вдоль береговых скал. Море и солнце, как в далеком детстве, радовали сердце и взор Лаодики, давая ей отдохновение от печальных дум.

По городу царица ходила в сопровождении служанки и всего одного телохранителя, который приходился сыном тому рыбаку. Именно поэтому Лаодика и приблизила к себе этого юношу.

Горожане повсюду узнавали Лаодику, ее здесь любили и почитали с той поры, как один здешний ваятель создал из мрамора статую Амфитриты, супруги Посейдона, для местного святилища этой богини. Лаодика позировала ваятелю, это бьшо почти двадцать лет назад.

Старый рыбак, дворцовый завсегдатай, с улыбкой, бывало, говорил своим друзьям-рыбакам, что он катает в своей лодке саму Амфитриту.

С возвращением из Диоскуриады Антиохи тихая жизнь Лаодики заметно оживилась.

Дочь приглашала во дворец то фокусников, то гадателей, то какого-нибудь бродячего философа. Она любила петь и танцевать, заставляя мать подыгрывать ей на арфе. Вместе с Антиохой Лаодика стала посещать театр во время праздника Дионисий; царица стала больше читать и меньше задумываться.

Затем Антиоха перебралась в Синопу, не скрывая своего намерения стать женой младшего брата и царицей Понта. Перед самым отъездом изворотливая Антиоха выкрала у матери яд, который Лаодика берегла для себя на тот случай, если ее недруги отнимут у нее Махара, чтобы убить его.

Узнав о внезапной смерти евнуха Гистана, Лаодика лишь молча усмехнулась: «Антиоха действует!»

Царица ожидала, что за этим последует скорая свадьба Антиохи и Митридата-младшего. Однако победы Митридата-старшего и смерть Мнаситея заставили деятельную Антиоху переменить свое решение – она вновь появилась в Амисе.

В первой же беседе с матерью дочь поведала, каким ничтожеством на самом деле оказался ее младший брат.

– Он более годится мне в сыновья, нежели в мужья,- говорила Антиоха.- При малейших трудностях наш Добрячок впадает в отчаяние и закатывает истерики. Ничего, скоро в Синопу вступит истинный правитель!

Вслед за Антиохой перед Лаодикой вскоре предстал сладкоголосый упитанный Стефан.

– Я счастлив лицезреть свою повелительницу, судьба которой всегда занимала мои мысли. Я молил богов, чтобы они даровали тебе, о царица, свое благорасположение. И вот – мои мольбы на конец-то услышаны!

Лаодика снисходительно улыбнулась.

Она сидела на троне, подле которого стояла ее небольшая свита. Все те, кто добровольно последовал за ней в Амис. В основном это были люди незнатные.

Все они были известны Стефану.

Вот стоит сириец Андротион из Антиохии, любимый врач царицы. Подле него- предсказатель Фидон, хмурый, как сыч. Рядом с ними- щегольски одетый дворецкий Зосим, тоже сириец. Тут же вольноотпущенник Зоил, личный гонец царицы. И другой вольноотпущенник Главк, личный писец царицы. Оба тоже были родом из Сирии.

– Я совсем не ожидала увидеть тебя здесь, Стефан,- сказала Лаодика.- Насколько мне известно, ты занимал место покойного Гистана, весьма почетное место. Неужели мой сын не оценил тебя по достоинству, что ты покинул Синопу и прибыл ко мне? Ты с жалобой, друг мой, или по делу?

– Я с мольбой к тебе, о царица!- воскликнул Стефан, прижав руки к груди: он был мастером театральных жестов.- Прими меня в свою свиту, позволь служить тебе, как прежде. Твой младший сын не прислушивается к моим советам, а я предлагал ему примириться со своим старшим братом. Он отпугнул меня своим безрассудством, о царица. И вот я здесь.

– Что ж, Стефан,- промолвила Лаодика, слегка поведя плечом под тонкой накидкой,- если хочешь, можешь остаться в Амисе. Только я не знаю, какую должность тебе дать, какое дело поручить… Мои верные слуги умело распределили между собой все заботы и обязанности.

– О царица,- расплылся в широкой улыбке Стефан,- я готов быть твоим опахалоносцем, лишь бы находиться рядом с тобой.

Лаодика удивленно приподняла брови.

– Что я слышу, Стефан? Ты хочешь стать вровень с моими рабами?! Ведь ты же царского рода!

– У столь богоподобной царицы и человеку царского рода не зазорно служить опахалоносцем,- не задумываясь, ответил Стефан.

Лаодика милостиво кивнула головой в диадеме.

– Хорошо, Стефан. Твое желание льстит мне. Зосим, выдай Стефану самое красивое опахало и обучи его с ним обращаться. Дворецкий выступил вперед и покорно склонил голову.

При этом лукавый сириец украдкой бросил насмешливый взгляд на Стефана, говорящий: «До чего ты докатился, приятель!» Зосим был близко знаком со Стефаном и мог позволить себе такую вольность.