Виктор Поротников - Митридат

Еще через несколько дней в Амисе появился грамматевс Дионисий. Он долго слонялся возле царского дворца, покуда стража не привела его к Лаодике.

Царица разговаривала с Дионисием у колонн дворцового портика: она вышла на прогулку.

– Полагаю, Дионисий, ты не задержишь меня надолго,- сказала Лаодика.- Говори, зачем пожаловал.

– Взываю к твоему милосердию, царица,- умоляюще заговорил грамматевс.- Спаси меня от гнева твоего старшего сына. Он убьет меня, когда узнает, что я служил его младшему брату.

– А ты разве больше не служишь ему?

– Нет, я бежал из Синопы.

– Но почему ко мне?

– О царица, всем известно, как твой старший сын любит и уважает тебя.

– Ну и причем здесь ты?

– Митридат будет милостив ко мне, увидев, что я верно служу тебе, моя госпожа.

– А разве это так?

– С этой минуты я готов за тебя хоть в огонь, моя царица!- воскликнул Дионисий и припал к ногам Лаодики.

– Ладно, Дионисий, не гни спину,- усмехнулась Лаодика.- Будешь моим ковроносцем.

Царица, сопровождаемая служанкой и телохранителем, стала не спеша спускаться вниз по ступеням к дорожке, ведущей в сад.

– Благодарю тебя, моя госпожа!- выкрикивал ей вслед обра дованный Дионисий.- Ты благороднейшая из женщин и прекрас нейшая из цариц!

«Глупец!- удаляясь, подумала Лаодика.- Можно подумать, я назначила его сатрапом».

Больше всех Лаодику изумил Гергис, который пожаловал к ней в сопровождении целой свиты бывших слуг и телохранителей ее младшего сына.

– Кто же остался в Синопе с царем Митридатом?- спросила изумленная царица у Гергиса.

– С ним… пока еще с ним его сестры Ниса и Роксана, их служанки, несколько евнухов и рабов, кто-то из стражи,- охотно перечислил гяушака.- Да, чуть не забыл, во дворце с Митридатом Живет также вдова Мнаситея и ее слуги.

– А ты, Гергис?.. Почему ты оставил царя Митридата? Я помню, в свое время ты охотно возвел его на трон.

– О чем сожалею сейчас,- тотчас произнес Гергис, словно знал заранее, что скажет ему Лаодика.- Твой старший сын, царица, по праву должен занять трон Понтийского царства. Тем более, как выясняется, никакой он не самозванец.

– И ты, послужив моему младшему сыну, теперь возымел желание послужить моему старшему. Так?- В голосе царицы слышалась неприкрытая издевка, что однако не смутило непроницаемого гаушаку.

– Вообще-то у меня сильное желание служить тебе, царица,- с легким поклоном промолвил Гергис, смиренно добавив:- Или хотя бы быть тебе полезным.

– Полетели мухи с дерьма на мед!- проворчал себе под нос острый на язык дворецкий.

Его услышали многие, в том числе и Гергис. Услышала Зосима и Лаодика, но не показала вида.

– У меня заболел старший конюх,- обратилась к Гергису царица,- могу поставить тебя на его место. Я слышала, ты неплохо разбираешься в лошадях.

– Еще лучше я разбираюсь в людях,- с неким намеком сказал Гергис.- Позволь мне, как и раньше, быть твоим вездесущим «ухом» и «оком», царица. Я стремлюсь не к выгоде, но к тому, чтобы приносить тебе ощутимую пользу, прошу понять меня правильно.

Лаодика знала, что, говоря так, Гергис не кривит душой. Он много лет занимался ремеслом главного подглядывателя и подслушивателя и сравниться с ним на этом поприще, пожалуй, не сможет никто.

– Хорошо, Гергис,- согласилась Лаодика,- оставайся и впредь гаушакой. В конце концов, в каждом доме не обходится без помойного ведра. А слуг и воинов, которых ты привел с собой, мой дворецкий распределит так, чтобы каждый был на своем месте.

В душе Лаодики все больше росла уверенность, что скоро она опять станет полноправной царицей, отстранив от власти младшего сына и посадив на трон любимого старшего. Кто знает, может, рожденный ею мальчик соединит их законным браком: ее и Митридата-старшего. Страстная любовь к родному чаду все так же пылала у нее в сердце. А молва… Молва после всего перенесенного была ей не страшна.

И вот наступил день, которого Лаодика ждала с трепетной радостью и вместе с тем с какой-то непонятной тревогой. Войско ее старшего сына подступило к Амису.

В ранней предрассветной мгле серого зимнего утра конные и пешие отряды растянувшегося змеей войска заполнили дорогу, ведущую к Амису с юго-востока. За городские стены долетал рев верблюдов и ржание степных коней; громыхали по камням повозки обоза.

Там, откуда двигалось грозное воинство, вздымали свои вершины седые горы Париадра, над которыми уже показался краешек восходящего солнца.

Смятение, наполнившее дверец, подняло с постели и царицу Лаодику.

Она взошла на башню цитадели прямо под пронизывающее дыхание северо-западного ветра. С высоты ей открылись поля и рощи, белые домики далеких усадеб, разбросанные по всей равнине. Ветер трепал Лаодике волосы и края плаща, но она не чувствовала холода, вглядываясь в ощетинившуюся копьями пехоту, в идущую на рысях конницу, более похожую отсюда, с высоты, на быстротекущую рыже-бурую реку, вышедшую из берегов.

Наконец она увидела всадника на белом коне, которого сопровождали около десятка конников. При его появлении по плотным воинским колоннам прокатывался приветственный клич. Это был ОН!

Лаодика столь тщательно готовилась к долгожданной встрече с сыном, что вконец измучила прислуживающих ей рабынь. То ее не устраивали уложенные завитые локоны, то тени для век казались тусклыми, и она требовала найти другие, поярче. Царица перебрала все свои наряды, не зная, что надеть, чтобы выглядеть стройнее. Она только сейчас с ужасом обнаружила, что располнела больше, чем ей казалось. Из-за этого самые любимые платья теперь были узки.

Служанки, как могли, успокаивали свою госпожу, предлагая ей всевозможные ухищрения, чтобы скрыть полноту. Они, кажется, не понимали, что царица желает понравиться не сыну, но мужу и любовнику.

Наконец Лаодика нашла выход. Она решила надеть тот самый пеплос, в котором Митридат видел ее на празднике Диониса в Синопе. «Боги! Как давно это было!..»

Лаодика была уже почти готова, когда к ней вбежала Антиоха, роскошно одетая и благоухающая благовониями.

– Мама, ты скоро?- нетерпеливо спросила дочь.- Зря ты надела этот пеплос, у него такой унылый цвет! Ну да ладно, пора идти. Слуги сообщили мне, что Митридат и его военачальники уже спешиваются у входа во дворец. Вот-вот они будут здесь!

Лаодика, огорченная замечанием дочери, даже забыла припудрить себе щеки. Она раздраженно прикрикнула на служанку, укладывающую ожерелья из крупных жемчужин у нее на груди, последний раз взглянула на себя в зеркало и поспешила за Антиохой, нетерпеливо ожидающей ее в дверях гинекея.

По пути в тронный зал Лаодика украдкой бросала завистливые взгляды на Антиоху. Как она стройная! Сколько в ней грации! И как идет дочери дорийская прическа! Может, и ей следовало сделать такую же?.. Нет, что ни говори, а молодость не заменят ни ожерелья, ни румяна, ни белила…