Виктор Поротников - Митридат

Никомед повернулся к супруге, сидевшей рядом с ним.

– Я тоже не припомню,- ответила Лаодика.- Поздравляю тебя, брат мой, такое прозвище- редкость среди царей.

– Мне мое прозвище не нравится,- признался Митридат.- Получается, все мои достоинства выражены лишь тем, что я родился от благородного отца. Ничего, со временем я своими победами добуду себе другое прозвище. Вот увидите!

Митридат подмигнул Лаодике и Никомеду.

– Почему Роксана и Ниса не прибыли сюда вместе с нами?- поинтересовалась у брата Лаодика, когда глашатай объявил первый заезд колесниц.

– Ниса не выносит шумных сборищ,- ответил Митридат,- а Роксана сказала, что недомогает сегодня.

– Не иначе Роксана перебрала вчера винца,- с хитрой улыбкой вставил Никомед.

– Неправда,- тут же возразила Лаодика,- на пиру Роксана почти не притрагивалась к вину, а, когда мы уединились с ней и Нисой на террасе, и вовсе ничего не пила. Свидетель Зевс!

– Ну, если такой свидетель, то я умолкаю!- с иронией промолвил Никомед.

После нескольких заездов на колесницах, запряженных четырьмя лошадьми, начались заезды на восьмиконных запряжках. Во время каждого заезда зрители делали ставки. Синопцы прекрасно знали всех возниц и столь же прекрасно разбирались в лошадях. Этому они научились, оказавшись под властью понтийских царей, уделявших коннице особое внимание.

Восьмиконные запряжки сменили квадриги, запряженные двенадцатью лошадьми. Никомед и Лаодика не скрывали своего изумления: по дюжине лошадей в одной запряжке они еще не видели.

– Погодите,- загадочно улыбался Митридат,- то ли еще будет!

И в самом деле, после заезда двенадцатиконных колесниц глашатай объявил заезд на квадригах, запряженных шестнадцатью лошадьми.

– Какими же силачами должны быть возницы этих запряжек,- проговорила изумленная Лаодика.- Интересно взглянуть на них.

– Один из них стоит перед тобой, дорогая сестра,- сказал Митридат, снимая с себя плащ.

Никомед удивленно разинул рот. Большие глаза Лаодики от удивления стали еще больше.

Под рев переполненных трибун три шестнадцатиконных колесницы взяли старт. Митридат правил колесницей, запряженной белыми лошадьми. Два других возницы- рыжими и гнедыми. Несущиеся во весь опор кони с развевающимися гривами были подобны птицам в стремительном полете. Вертящиеся с бешеной скоростью колеса квадриг, казалось, вот-вот оторвутся от земли. Лаодика, прижав руки к груди, не отрываясь, следила за возницей, правившим белыми лошадьми. Он обошел своих соперников и был впереди: плечистый, могучий, с буграми мышц на загорелых обнаженных руках, с золотистыми кудрями, которые трепал ветер.

«О боги!-думала восхищенная Лаодика.-Вылитый Фаэтон!»

Колесница Митридата пришла первой.

– Твой брат- необыкновенный человек, дорогая моя,- заметил супруге Никомед.- В нем столько силы, упорства и честолюбия, что я не удивлюсь, если со временем он затмит подвиги

Геракла либо станет Великим, как царь македонский Александр.

«Да, Митридат достоин великой доли в отличие от некоторых»,- подумала Лаодика, незаметно бросив на мужа неприязненный взгляд.

В ней все больше росло разочарование Никомедом, а после встречи с возмужавшим Митридатом вифинский царь и вовсе упал в глазах честолюбивой Лаодики. Она считала унизительным для себя делить ложе со столь слабовольным и слабосильным человеком, как царь Никомед. Лаодика полагала, что ее красивым телом вправе обладать только такой могучий и упорный царь, каким является ее брат.

Вот почему Лаодика завела с Митридатом такой разговор, когда они оказались наедине в усыпальнице их матери. Это произошло на другой день после скачек.

– Вся жизнь моя полна разочарований, Митридат,- сказала Лаодика, утирая слезы. Перед этим она несколько минут проплакала

над саркофагом с телом матери.- Мама была права, когда говорила мне: счастье и несчастье женщины зависит от мужчины, будь она хоть пастушка, хоть царица. Сначала судьбой женщины распоряжается ее отец, блюдя исключительно свои интересы, затем муж, ценящий прежде всего приданое своей суженой и могущество ее родни.

Любить царственной женщине позволительно лишь своих детей, рожденных, как правило, от нелюбимого супруга. Помышлять же о более сильном чувстве, пробуждающем страсть, дозволено скорее блудницам, нежели царицам. Разве это справедливо?

– Это несправедливо,- согласился Митридат, не понимая, куда клонит сестра.

– Никомед мне противен,- на красивом лице Лаодики появилась гримаса отвращения,- противен во всем! Его поцелуи мне несносны, как и прикосновения его вечно влажных скользких пальцев. Когда он перепьет вина, то по ночам мочится под себя в постель! Это не царь, а просто взрослый ребенок. Я не хочу иметь детей от него.- Лаодика приблизилась к Митридату и обвила его шею руками, заглядывая в глаза.- Я хочу иметь детей от тебя, мой Геракл! Оставь Роксану, Митридат, она глупа и некрасива. Ниса сказала мне, что Роксана родила тебе сына-урода, а я рожу тебе прелестных и здоровых детей. Я создана для тебя!

Митридат был смущен и ошарашен.

– Никомед мой друг и союзник,- пробормотал он,- я не могу увести у него жену. И это накануне новой войны! Ты с ума сошла, Лаодика! Одумайся, сестра!

– Поздно,- стояла на своем Лаодика, не выпуская брата из своих объятий.- Только ты мне нужен, мой любимый! Только тебя я ждала столько лет!

Митридат вздрогнул: такие же слова говорила ему мать, соединяясь с ним на ложе. Глядя в устремленные на него глаза Лаодики,

Митридату казалось, что мать не умерла, что она стоит сейчас перед ним, еще более молодая и прекрасная! По телу Митридата прошел вожделенный трепет.

Лаодика сразу это почувствовала.

– Не будем терять время, мой милый,- страстно зашептала она, теснее прижимаясь к Митридату.- Возьми меня прямо сейчас, прямо здесь… Я безумно хочу тебя!

Лаодика принялась торопливо раздеваться, бросая одежды себе под ноги. Она проделывала это умело и ловко. Оставшись нагой, лишь с браслетами на руках и ожерельями на шее, Лаодика стала раздевать Митридата. Митридат не сопротивлялся. Он видел перед собой не сестру, но другую женщину, узрев поразительное сходство с нею в наготе Лаодики.

Все произошло быстро. Два нагих тела, объятые вожделением, стоя соединились возле мраморного саркофага. Лаодика подставила Митридату свое распаленное желанием чрево, повернувшись к нему задом и прогнув спину. Митридат со сладострастным пылом делал свое дело, неутомимо и ритмично. Лаодика сладко постанывала. Ее голое тело было великолепно!

Эти пышные округлые формы растревожили в Митридате немного подзабытые впечатления от единения с той, что сейчас лежала в саркофаге, одетая в белое и в черном египетском парике.