Геза Гардони - Звезды Эгера

— Добо! Добо!

Добо стоял на высокой груде камней, вздымавшейся на месте ворот, и поглядывал в сторону Фюзеш-Абоня. Увидев турчанку, он сразу решил, что это мать маленького Селима, а услышав, что она выкликает его имя, хромая, спустился с развалин.

Турчанка пала к его ногам, потом подняла голову и, стоя на коленях, подтолкнула к нему венгерского мальчика.

— Селим! Селим! — молила она, протягивая руки.

Венгерскому мальчику было лет шесть. Смуглое личико, умные глазенки, в руке — деревянная лошадка.

Добо положил руку на голову ребенка.

— Как тебя зовут, сынок?

— Янчи.

— А фамилия как?

— Борнемисса.

Вздрогнув от радости, Добо повернулся к Шандоровской башне.

— Гергей! Гергей! — закричал он. — Бегите скорее к господину лейтенанту Гергею!

Но Гергей уже сам мчался с башни.

— Янчика! Янчика мой! — все повторял он со слезами на глазах.

Он чуть не задушил ребенка в объятиях.

— Пойдем к маме!

Турчанка вцепилась в мальчика обеими руками. Вцепилась, точно орлица в ягненка.

— Селим! — кричала она, вращая глазами. — Селим!

И видно было, что она готова растерзать ребенка, если не получит своего сына.

Минуту спустя из дворца выбежала Эва в развевающейся нижней юбке. Лоб ее был обмотан белым платком, но лицо разрумянилось от радости. Она тащила за собой маленького турецкого мальчика. Малышка Селим был в своем обычном турецком платье и держал в руках большой ломоть белой булки.

Обе матери кинулись с распростертыми объятиями навстречу своим детям.

Одна кричала:

— Селим!

Другая:

— Янчика!

Женщины упали на колени перед детьми, каждая обнимала своего сына, целовала, не могла на него наглядеться.

И, стоя на коленях, они обменялись взглядом и протянули друг другу руки.

Турки и в самом деле бежали.

Варшани, пришедший в крепость сразу вслед за матерью Селима, рассказал, что паши хотели еще раз пойти на приступ, но когда сообщили об этом янычарам, те побросали оружие перед шатрами пашей и закричали в ярости:

— Не станем сражаться дальше! Хоть всех повесьте, а не станем! Аллах за венгров! Против аллаха не пойдем!

Ахмед-паша, плача, рвал свою бороду на глазах всего войска.

— Коварный негодяй! — кричал он Али-паше. — Ты назвал Эгерскую крепость ветхим хлевом, а защитников ее — овцами. Теперь сам ступай, расскажи султану о нашем позоре!

Если бы не вмешательство беев, паши подрались бы перед всей ратью.

Турецких офицеров пало великое множество. Велибея унесли с поля битвы на носилках. Дервиш-бея ночью нашли у стен крепости полумертвого.

В турецком стане царило такое отчаяние и столько было там раненых, что еще не успели паши дать приказ об отступлении, а войско уже начало отступать. Отряды, стоявшие под Фелнеметом, подожгли деревню и пустились ночью в дорогу, провожаемые заревом пожара. Остальные тоже не стали дожидаться утра: побросали шатры, пожитки и устремились в путь.

Невыразимая радость охватила защитников крепости после рассказа Варшани. Люди плясали, бросали оземь шапки. Турецкие знамена выставили как трофеи. Дали залп из пушек. Священник Мартон, подняв крест к небесам, в радости громко запел: «Te Deum laudamus» [95].

Он упал на колени, целовал крест, плакал.

Из земли выкопали колокол. Перекладину, на котором он висел, положили на два столба и зазвонили.

«Бим-бом, бим-бом…» — весело звонил колокол.

А посреди рыночной площади, подняв крест, пел отец Мартон. Вокруг него на коленях стоял народ. Добо тоже преклонил колена.

Даже раненые вылезли из своих закутков и подземных пристанищ, добрели до площади и тоже встали на колени позади остальных.

Но вдруг Лукач Надь громко воскликнул:

— За ними! Пес подери Мохамедово отродье!

Воины глядели на Добо, сверкая глазами. Добо кивнул в знак согласия.

И сколько осталось в крепости коней, на всех вскочили солдаты, вынеслись из ворот и поскакали вслед за турками в Маклар.

А пешие рассыпались по шатрам. Собрали уйму пороха, пуль и оружия. Шатров же было так много, что и недели спустя их все еще разбирали и перетаскивали.

К вечеру верховые вернулись нагруженные добычей.

Из защитников крепости в братской могиле покоились триста человек. На охапках сена и соломы лежали двести тяжело раненных, за жизнь которых нельзя было поручиться.

Были ранены и все старшие офицеры. Добо и Борнемисса — в руку и ногу. Золтаи лежал пластом. У Мекчеи была целая коллекция ран и рубцов. Волосы, усы, брови, борода были у него опалены, так же как у Борнемиссы, у Добо и у большинства воинов. Голова Фюгеди была обмотана повязками — виднелись только глаза и уши. Недоставало у него и трех зубов — в схватке какой-то турок выбил их булавой. Но Фюгеди весело перенес утрату, ибо вместе со здоровыми вышибли и больной зуб.

Ранены были все обитатели крепости — женщины и мужчины без исключения. Впрочем, нашелся один, не получивший ранений, — цыган Шаркези.

Последнее донесение Шукана звучало так:

— Господин капитан, честь имею доложить, что все большие пушечные ядра, попавшие в крепость, мы собрали и пересчитали.

— Сколько же их оказалось?

— Не считая нескольких сотен, застрявших в стенах, — двенадцать тысяч без пяти.

О том, что случилось после осады, можно прочесть в исторических трудах. Сам я тоже обратился к ним и коротко записал следующее.

Когда Добо, еще до начала осады, обратился за помощью к собранию дворян в Сиксо, то ему — вернее, Мекчеи, который представлял там Добо, — ответили так:

— Если вас мало, почему же капитаны не сложили с себя полномочия? А уж коли взялся за гуж, не говори, что не дюж.

Помня об этом, оба капитана после осады отказались от своих должностей.

Весть о победе быстро облетела Запад. Европа рукоплескала и ликовала. В Риме папа отслужил мессу. Король получал отовсюду письма с восторженными похвалами по его адресу. Жители Вены ходили подивиться на захваченные и пересланные в Вену турецкие знамена (бархатный стяг Али-паши и до сих пор еще, верно, находится среди военных трофеев Габсбургов).

Король отрядил в Эгер старшего капитана Матяша Сфорцию, чтобы тот уговорил Добо и Мекчеи остаться комендантами крепости. Но они остались непреклонны.

— Мы выполнили свой долг, — ответил Добо. — Было бы куда лучше, если б и другие его выполнили! Передайте наше почтение его величеству.

После этого король назначил на место Добо комендантом Эгерской крепости Гергея Борнемиссу.

После Мохачской битвы (у г.Мохач, Венгрия) 1526 г. между войсками турецкого султана Сулеймана I и венгерского короля Лайоша II и в результате победы турецких войск значительная территория Венгрии попала под власть Османской империи; часть венгерского дворянства провозгласила королем Венгрии Яноша Сапояи, который в борьбе с Австрией опирался на турецкие войска; в правление Сапояи часть Венгрии была захвачена Фердинандом I, императором «Священной Римской империи», с 1526 г. первым королем Чехии и Венгрии из династии Габсбургов; с этого времени до конца XVII в. шла непрерывная борьба между Османской империей и Габсбургами за обладание Венгрией.