Иван Фирсов - Морская сила(Гангутское сражение)

— Гляди-ка, Федя, ныне особо надобно опасаться здесь, в Воронеже. Не токмо турок, а шведы своих шпионов подсылать сюда могут, пакостить станут.

Апраксин вспомнил о Татищеве:

— Што, на Сяси-то налаживается верфь?

Петр решил не откладывать новость, раз при­шлось к слову:

— Дело пошло, Иван Татищев молодец. Однако ево под твою руку отдаем.

— С чего бы, Петр Лексеич?

Петр неожиданно повеселел:

— Дела у нас на Балтике затеваются великие. Станем верфи новые зачинать на Свири и в других ме­стах. Ты-то у нас кто? — Петр ехидно усмехнулся: — Адмиралтеец. Стало быть, в твоих руках все кора­бельное строение станется. Не токмо на Воронеже,

а всюду. И спрос с тебя велик будет. Держись.

Апраксин, слушая царя, от неожиданности даже вспотел. А царь, продолжая улыбаться, налил вина, подмигнул:

— Указ получишь днями. Здравие твое, адмирал­теец.

На следующий день Петр умчался на верфи в Таврово, к своей ненаглядной «Предистинации», а через неделю, не задерживаясь, уехал в Москву.

Он, верно, еще не доехал до столицы, когда в Воро­неж поступил указ:

«К тому корабельному делу послать из Адмирал­тейского же приказу, и о том его В.Г. указ в приказадмиралтейских дел к тебе, адмиралтейцу, ФедоруМатвеевичу со товарищи посланы с ним его В.Г.указом».

В прошлую кампанию 1702 года, пользуясь неко­торой распыленностью войск Карла XII в Лифлян-дии, крупные русские отряды конницы и пехоты на­несли несколько ощутимых ударов неприятелю. Пер­вым потерпел поражение генерал Шлиппенбах, боль­шая часть шведской пехоты была уничтожена, а сам Шлиппенбах с конницей едва успел унести ноги в Пернов. Вслед за ним на речке Ижоре горечь пора­жения испытал генерал Кроншорт.

Узнав об этих неудачах, опьяненный недавними Успехами в сражениях с саксонцами Августа II, ко­роль Швеции особенно не возмущался, но графу Пи-перу с некоторым раздражением заметил:

— Примите все меры, чтобы в Европе не болтали о наших неудачах в Лифляндии. Заткните рот этим газетным писакам гульденами, денег не жалейте.

Король Швеции намеревался двинуться пока в Польшу, чтобы окончательно изгнать оттуда Авгус­та II и посадить на престол преданного человека.

Накануне похода он распорядился навести поря­док на северных рубежах:

— Передайте приказ Адмиралтейству загнать русских в их стойло в дремучих лесах.

Со своей стороны, Петр I старался как можно крепче пристегнуть основные силы шведов к среде не­устойчивой и весьма переменчивой в настроениях шляхты Речи Посполитой. Усыпляя спесь и гонор и прельщая высокомерных панов, царь направил к ним Манифест: «Лифляндия не должна принадле­жать никому, кроме Речи Посполитой, а Москва тор­жественно отрекается от всех прав на эту шведскую провинцию».

В эту пору отдохнувшие за зиму войска строились в боевые порядки.

Едва прошел лед на Неве, в конце апреля 1703 го­да, Шереметев двинул полки вниз по правому берегу к Ниеншанцу, или Канцам, как называли новгород­цы эту крепость сто лет назад. Войска впервые шли налегке. Петр на яхте 20 , ботах, водой доставил осад-ную артиллерию: шестнадцать мортир, сорок восемь пушек, десять тысяч бомб. По пути из Шлиссельбурга Петр спросил полушутя Головина:

— Господин адмирал, не желаете ли выйти в море?

Головин так же в тон ответил:

— Как пожелаете, господин капитан Петр Ми­хайлов.

Выгрузив орудия, припасы, осадный инструмент, царь вместе с Шереметевым осмотрел со всех сторон крепость.

— Сие не Шлиссельбург, господин фельдмаршал, крепостца хлипкая, землей одета. Мню, без меня уп­равитесь с осадными хлопотами. Мортиры надобно поставить там, — протянул руку влево, — пушки на­против, вдоль берега Охты. Я с вашего позволения от­лучусь на взморье. Надобно проверить, нет ли там Нумерса.

— Мотри, капитан Петр Михайлов, крепостца-то земляная, ан пушки у шведов чугунные.

Погрузив на яхты и боты сотни преображенцев, прижимаясь к левому берегу, флотилия проскользну­ла мимо крепости. Пальнули шведские пушки, ядра легли с недолетом, и пушки примолкли — берегли ог­невое зелье.

Яхта шла головной. Половодье было в разгаре, и раз­лившаяся Нева сильно притопила левый, низменный берег. Справа потянулись острова, тоже притопленные, с редким сосняком. Правый берег сплошь закрывал со­сновый бор. В дельте река делилась на рукава.

Небо над заливом постепенно распогодилось, кое-где в разрывах серых облаков уже проглядывала го­лубизна, изредка на воду прорывался скупой солнеч­ный луч. С моря потянуло прохладой. Петр облизнул верхнюю губу, засмеялся:

— Солоно. Вот оно, нашенское море-то. — Нашел глазами Наума Сенявина. — Суши весла, Наум.

— Весла суши! — понеслась зычная команда.

На адмиральскую яхту равнялись другие суда. Не­большая волна, булькая, подбивала к борту.

— Глянь, господин адмирал, вроде бы горизонт чист, — Петр протянул подзорную трубу Головину, — оглядися.

Слева на болотистом берегу просматривалось устье небольшой речки, из нее фонтаном выбивалась струя, сливаясь с невской водой. Справа тянулся поросший лесом остров.

— На море покуда тихо, — опустив трубу, чуть с одышкой проговорил Головин.

— То-то и оно, что пока.

Где-то далеко за кормой бабахнула пушка.

— Начинается еще одна Кутюрьма, — повел пле­чами Петр. — Наум, весла на воду, правь к берегу.

На острове, осмотревшись, Петр приказал Меншикову:

— Сей же час, поручик, отбери десятков пять сол­дат с сержантами и образуй здесь караул. К вечеру те­бе подвезут шатер, припасы. Назавтра пришлю Васи­лия Корчмина с пушками. Передовая застава будет. Оставляй три бота. Чуть что, мигом нам доноси.

С Канцами оказалось немного проще, чем со Шлиссельбургом. Закончив осадные работы, Шереме­тев, прежде чем открыть огонь, испросил Петра.

— Пошли коменданту капитуляцию, — посовето­вал царь, — авось он поумней своего собрата из Шлис­сельбурга.

Комендант долго не размышлял, у него большой гарнизон — семьсот человек.

— Комендант велел передать, — доложил посла­нец, — что «крепость вручена ему для обороны».

Вечером заговорили русские пушки, а в пять часов утра 1 мая шведы выбросили белый флаг. Как и преж­де, гарнизон отпустили со знаменем и снабдили про­виантом до Выборга.

— Ну вот, слава Богу, и мы окончили поход, ста­ли другой ногой на море Балтийском, — не скрывал радости Петр.

На следующий день семеновцы и преображенцы втянулись в крепость, а Петр заканчивал письмо Ро-модановскому: «Господь Бог заключительное место сие даровал. Извольте сие торжество отправить хоро­шенько, и чтоб после соборного молебна из пушек, что на площади, было по обычаю стреляно».

К обеду вдруг показался бот с низовья Невы. Греб­цы, видимо, спешили, усиленно выгребали против ве­тра и течения.