Иван Фирсов - Морская сила(Гангутское сражение)

В Твермине Петр посоветовал Апраксину:

— Отряди в ночь к шхерам десятка полтора скампавей. Пускай швед досматривает, что мы не дрем­лем, коли что — отвадим поначалу.

На следующий день Петр прошагал весь полуост­ров пешком.

«В 22-й день ездили сухим путем на Гангут для рекогносцирования же неприятельского флота. Какс моря, так и с земли оного сочли (без крейсеров, ко­торых было 6): 13 линейных кораблей, 4 фрегата,1 блокгоус, 2 бомбардирских галиота, 2 шнявы,6 больших и малых галер; три судна, за островомвидны были как наши русские бригантины, а подлин­но рассмотреть было невозможно. Командиры надфлотом были вице-адмирал, 2 шаутбенахта».

К вечеру проголодались. Уставшие, сели ужинать. Петр запивал вином, наливал фужер Апраксину. Вре­мя шло к полуночи.

— Што, Федор, надумал? Лето кончается, не зи­мовать же здесь.

— Есть одна мыслишка. Углядели мы здесь, ры­бари лодьишки свои таскают к просеке.

— Ну-ну, — встряхнулся Петр, — которая к весту пролегла?

— Как есть верно, Петр Лексеич. Они по той про­секе свои рыбацкие лодчонки перетаскивают на ту сторону Гангута. Змаевич там прошагал. Переволока та у них драгелем прозывается, версты полторы.

Петр не дослушал, схватил кафтан, шляпу, мет­нулся к двери:

— Борзо призови Змаевича, айда на сию перево­локу. Гляди, солнышко скоро взойдет.

Не прошло и получаса, как в предрассветной ти­шине по мокрому песку зачавкали ботфорты. Впере­ди, размахивая руками, саженными шагами вымери­вал переволоку царь. За ним едва поспевали Апрак­син, Змаевич, бригадиры. Дойдя до середины, Петр на минуту остановился. Здесь переволока чуть изги­балась, и теперь в обе стороны, на востоке и западе, проглядывалась зеркальная гладь моря. На душе по­веселело.

Продолжая вышагивать, Петр невольно перенесся мыслями в недалекое прошлое, на Белое море. Пят­надцать годков минуло с тоя поры. От затерянной на берегу моря рыбацкой Нюхчи до берега Онеги волок­ли сквозь чащу лесов, через болота, по кочкам, пер­вые суда на Балтику. Полтораста верст. Напропалую валили вековые деревья, стелили гати, сотни солдат­ских рук, перекинув через плечо канаты, тянули, во­лочили громадные яхты…

Петр первым подошел к урезу воды. Обмакнул са­поги, смывая налипшую грязь, расправил плечи, вздохнул полной грудью терпкий, с солоноватым при­вкусом воздух. Вдали за островками и шхерами ухо­дил к горизонту Ботнический залив.

Запыхавшиеся спутники вытирали о мох сапоги, устало переглядываясь. Царь крикнул стоявшему в стороне Змаевичу:

— Сколь насчитал?

— Четверок тысяч, две сотни, два десятка шагов, государь.

Петр растянул рот в улыбке:

— По моему счету тройка тысяч, четыре сотни, семь десятков. Оно и понятно. Твоя мерка менее моей.

Продолжая улыбаться, Петр повернулся к стояв­шему рядом Апраксину:

— Сколь верст от Нюхчи до Онеги, Федор Матве­евич?

— Верст полтораста. — Будучи Архангельским воеводой, генерал-адмирал дотошно изучил тот край.

— То-то, — облегченно вздохнул Петр, — а здесь от силы версты три, не более. Стало быть, день-другой скампавеи, которые полегче, переволокем.

— Как так?

— А вот сей же час сыскивай среди солдат сотни три плотников, тащи топоры с галер, руби кругляк, вокруг его навалом. Стели гать. Переволоку будем ла­дить денно и нощно…

Вечером «командировано для делания мостов от полка по 100 человек с майором Преображенским».

В полдень, как повелось, к «Бремену» подошли две рыбацкие лодки. На палубу вышел Ватранг. Ут­ром ему доложили с дозорного корабля, что у русских на рейде Твермине необычная суета: строятся солда­ты, куда-то уходят.

Адмирал поманил к себе капитана:

— Позовите ко мне рыбаков.

Сняв шапки, переглядываясь, четыре чухонца по­клонились Ватрангу.

— Что делается у русских? — Расставив широко полные ноги, Ватранг мерил взглядом оробевших ры­баков.

Первым заговорил высокий, худощавый, с морщи­нистым лицом, пожилой чухонец:

— Так что, ваша милость, у русских объявился ихний царь Петр.

У Ватранга взметнулись лохматые, с проседью брови. Он потер пухлой рукой тщательно выбритый подбородок. «Теперь жди чего-нибудь непредвиден­ного. Значит, вчера это он подходил на шлюпках близко к дозору. Неспроста появился царь Петр, оста­вил в Ревеле эскадру».

Адмирал достал кошелек, звякнул монетами.

— Ты говоришь, русский царь появился? А поче­му у них такой шум и суета в лагере?

Вперед выступил пониже ростом, молодой чухонец:

— Русские начали рубить лес, настилают ветки и бревна на драгеле.

— Каком таком драгеле? — удивился Ватранг.

— Который ведет через лес к другому берегу Рилакс-фиорда. По этому драгелю мы свои лодки таска­ем, когда рыбка уходит от Ганге.

Адмирал кинул рыбакам две монеты и зашагал в раздумье на ют. «Итак, царь уже начал действовать. Наверняка через драгель они перетащат десяток-дру­гой небольших галер и обойдут нас стороной. Чего до­брого, атакуют с двух сторон. От Твермине и Гангу-да… Теперь мои замыслы искать неприятеля у Ревеля нарушаются».

В полдень, несмотря на воскресный день, каюту Ватранга заполнили флагманы и капитаны.

«С чего же вздумалось старику лишать нас вос­кресного отдыха?» — перешептывались капитаны за спинами сидевших в первом ряду флагманов.

Обычно добродушное лицо адмирала нахмури­лось. Молча вскидывая брови, бросал сердитые взгля­ды на входивших…

Всегда обстоятельно рассуждавший Ватранг в этот раз был немногословен:

— В Твермине прибыл царь Петр. Русские соору­жают переволоку на перешейке, готовятся перета­щить галерный флот. Нам более нельзя оставаться в бездействии.

Адмирал сделал паузу и продолжал, глядя на Лилье:

— Посему полагаю вице-адмиралу Лилье с эскад­рой отправиться без промедления к Твермине. Блоки­ровать выход галер, бомбардировать их и уничто­жить.

Ватранг взглянул на Эреншильда, голос его смяг­чился:

— Вам, дорогой шаутбенахт, предстоит с фрега­том капитана Сунда, галерами и шхерботами сняться с якоря и следовать к Рилакс-фиорду. Займите пози­цию ближе к берегу у драге ля. Как только появятся русские галеры, уничтожайте их до основания.

Продолжая, Ватранг сообщил, что сегодня же он пошлет распоряжение шаутбенахту Таубе прибыть с эскадрой к Гангуту. -

— Шхерботы и галеры Таубе послужат нам доб­рой подмогой.

По заведенному порядку высказались все флагма­ны и капитаны. Старший флагман остался доволен единством мнений своих подчиненных, которые еди­нодушно высказались в поддержку его планов. Под­писи в протоколе свидетельствовали об их решимости вступить в решающее сражение с неприятелем.

В этот же день гонцы каждому капитану вручили приказ адмирала. Но в приказе не отразишь всех пе­рипетий минувшего дня. Все это тщательно отража­лось флагманом в журнале экспедиции.