Иван Фирсов - Морская сила(Гангутское сражение)

Его отца, своего первого наставника в детстве, дья­ка Никиту Зотова, царь сделал главным фискалом, возвел в графское достоинство, но не только это сбли­зило бывшего дьяка и царя.

С юных лет привилось Петру страстное влечение к Бахусу. В этом деле Никита Зотов четверть века со­ставлял ему компанию. Ныне во «всепьянейшем си­ноде» царь числился «протодиаконом», а Никита был «всепьянейшим патриархом».

Многое дозволяется по «пьяной лавочке», но в об­ращении с царем никто, кроме Никиты Зотова, не позволял себе лишнего. Безотчетно, душевно рас­полагался царь к Никите и перенес свои симпатии на его детей.

За казенный счет отправил учиться уму-разуму за границу трех сыновей Никиты — Василия, Ивана и Конона. Первыми отправились за рубеж старшие братья, преуспели в науках. Иван в совершенстве ов­ладел французским языком, изучил быт французов, ездил в Париж с посольством Андрея Матвеева. Бри­гадиру Василию царь доверял важное дело. Младше­го, Конона, 14-ти лет от роду, царь отправил в Англию обучаться морскому делу за казенный счет.

Прикоснувшись к морской стезе, за три года Ко-нон «прикипел» к морю и запросил разрешения у от­ца остаться в английском флоте, дабы в совершенстве овладеть сложной наукой и практикой в мореходстве.

Прочитав письмо Конона, царь восхищенно произ­нес:

— Первого охотника зрю, который по доброй воле на любое мое дело морское просится.

Тут же были наполнены кубки венгерским, и Петр выпил за здоровье первого охотника. Восемь лет осва­ивал это дело Конон на английском и голландском флоте, встречался не раз с Федором Салтыковым, по­могал ему. На десяток лет моложе Наума Сенявина, он действовал теперь с ним рука об руку…

Получив депешу от Апраксина, царь немедля со­брал консилиум флагманов и капитанов.

Расхаживая по каюте, контр-адмирал Петр Ми­хайлов рассуждал вслух:

— В первой стычке Лилье хвост показал. — Петр ухмыльнулся, сдвинул брови. — Ныне эстафета полу­чена генерал-адмирала. На Гангуте адмирал Ватранг крепко уперся. Сие вам ведомо, полторы дюжины ко­раблей линейных да фрегаты и шхерботы.

Петр остановился, взглядом окинул собравшихся:

— Генерал-адмирал сетует, что без флота кора­бельного ему не пройти с галерами, потому пытает на­перво устроить диверсию нашим флотом корабель­ным супротив шведов у Гангута. Кое мнение господ флагманов и капитанов?

В каюте воцарилась тишина, а Петр, усмехаясь, кивнул Шелтингу: «Начинай, мол».

Почин значит многое. Казалось, Шелтинг, кото­рый еще в прошлую кампанию упрекал в трусости Крюйса, выскажется за то, чтобы «азардировать»…

— Господин контр-адмирал знает, что половина наших кораблей годится только едва пройти под па­русами. Нет пушек, нет ядер, нет пороха, нет канони­ров. — Шелтинг бросил взгляд на притихших капита­нов. — Другая часть капитанов не всегда смыслит сигналы флагмана.

Только накануне Петр выводил корабли из бухты, пробовал начать осмысленные маневры, но большая часть капитанов действовали неумело. Как понял царь, на кораблях долго мешкали из-за плохого зна­ния капитанами русского языка. То, что сходило с рук в обычном походе, в бою приведет к поражению.

— Потому, — заключил Шелтинг, — считаю прежде времени совершать диверсию против непри­ятеля, который столетия плавает по морям.

Петр молча, взглядом, поднял сначала Сиверса, потом каждого капитана. Все они в той или иной ма­нере соглашались с мнением капитан-командора Шелтинга.

Последним встал лейтенант Конон Зотов:

— По уставу флота аглицкого, азардировать под парусами супротив эскадры на якорях есть превос­ходство. Но то касаемо сил равных. У нас же скудно и в людях, и в пушках, — Конон развел руками, — по­тому смысла нет, погубим дело.

«Знатно рассуждает», — подумал Петр и кивнул секретарю Макарову:

— Сие внеси в протокол. Диверсия невозможна.

Петр отыскал глазами в углу, на конторке, потух­шую трубку, вышел на балкон, выколотил, набил та­баком и закурил. В каюте капитаны задвигали прине­сенными стульями, заскрипели на диване, начали пе­решептываться, но царь, видимо, еще не все выска­зал. Раскурив трубку, он вновь заговорил:

— Другую стезю советует генерал-адмирал. На­шему флоту парусному обойти шведа морем, податься к Твермине и стать покуда на якорь. Прикрыть наши галеры от шведов. У них-то сила в пушках, А ну, как навалятся на наши галеры бомбами, пожгут флот.

Затянувшись, Петр выдохнул, клубы дыма потя­нуло в распахнутую балконную дверь.

— Еще Федор Матвеевич мыслит, как бы нашему флоту парусному навалиться на шведа с моря и враз ударить галерами от шхер и сцепиться на абордаж. Сие толково, но прежде времени. Поелико фарватеры с моря в тех местах нам не ведомы. — Петр в упор по­смотрел на Питера Сиверса. — Посему, командор, те­бе задача. Сей же день отбери штурманов, завтра бери бригантину и айда к Порккала-уду 35 , а оттель в Твер­мине, к генерал-адмиралу. Промерь там подходы и места для якорного стояния эскадры. Не мешкай, лето на убыль пошло.

Отправив Сиверса, царь послал с ним письмо Ап­раксину. Соглашаясь с доводами генерал-адмирала, Петр строго наказал «не итти дальше Твермина или Гангута, покуда не прояснятся замыслы шведов».

Сообщая о консилиуме и его однозначном реше­нии, Петр разделил взгляды Апраксина на совмест­ный удар по эскадре Ватранга. Но «не зная броду, не суйся в воду». Потому-то и отправился к нему Си­вере. Ежели глубины позволят, и парусная эскадра пройдет к Твермине «когда случимся все вместе, тог­да или тихим ветром, или в самую тишь можем букси-

рами неприятеля атаковать… Буде же вышеписанно-го фарватера 36 нет, то не знаем, что делать, разве, от­бив батареями от берегу, пропустить треть скампавей к Або…»

В среду, последний июньский день, Апраксин в который раз просил Петра приехать для совета. Ставка в дальнейших действиях была высока. Реша­лась судьба не только кампании, а может быть, и всей войны.

Капитан-командор Шелтинг, как положено, на следующий день докладывал Петру о состоянииэс-кадры и происшествиях за ночь.

Выслушав рапорт, Петр приказал:

— Изготовь фрегат Бредаля, он самый борзый на ве­тру, пойду к Гельсингфорсу, генерал-адмиралу потреб­но. Для сопровождения шняву Ипата Муханова, «Рафа­ил» Ивана Сенявина и фрегат, какой выберешь сам.

Из Журнала поденной записи Петра Великого:

«Июля в 4-й день от Ревеля шаутбенахт кора­бельный поехал на фрегате «Св. Павел» к Елизинфор-су… за ним последовали шнява «Принцесса» и две га­леры да для сопровождения два корабля «Рафаил» и «Ланадоу»…

В 5-й день в шестом часу поутру в виду от Ели-зинфорса, например, меньше трех миль были, и поне­же лавировать к шхерам опасно было… повороти­лись… к Ревелю во флот в десятом часу».