Эдуардо Галеано - Вскрытые вены Латинской Америки

В обмен на незначительные вложения филиалы больших корпораций одним махом преодолевают латиноамериканские таможенные барьеры, возведенные, как это ни парадоксально, как раз против иностранной конкуренции, ставя под контроль процесс индустриализации внутри страны. Они ввозят целые заводы или зачастую разоряют и поглощают уже существующие национальные предприятия. При этом монополии опираются на горячую поддержку большинства местных правительств и международных кредитных организаций, готовых сослужить службу своим умением вымогать. Империалистический капитал захватывает рынки изнутри, прибирая к рукам ключевые отрасли местной промышленности: он завоевывает или возводит форпосты и затем распространяет свое владычество на остальную промышленность. В документах ОАГ так описывается этот процесс: «Латиноамериканские предприятия начинают преобладать в традиционных, с примитивной технологией отраслях, в то время как частный североамериканский капитал и, пожалуй, также капитал других индустриальных стран быстро укрепляют свое господство в передовых отраслях, которые требуют относительно более высокого уровня технологии и играют более важную роль в определении курса экономического развития» [2].

Так, рост североамериканских предприятий к югу от Рио-Гранде оказывается гораздо более интенсивным, чем рост всей латиноамериканской промышленности в целом. Об этом красноречиво свидетельствуют темпы развития трех самых больших стран: если взять за 100% уровень 1961 г., то промышленная продукция Аргентины возросла в 1965 г. до 112,5%, а в то же самое время реализация продукции дочерних предприятий США достигла 166,3%. Для Бразилии эти показатели соответственно равны 109,2 и 120%; для Мексики — 142,2 и 186,8% [3].

Стремление империалистических корпораций капитализировать и подчинить своим интересам латиноамериканское промышленное развитие, конечно, не означает отказ от всех других, традиционных, форм эксплуатации. /289/ Железная дорога «Юнайтед фрут К°» в Гватемале, в самом деле, уже была нерентабельна, а «Электрик Бонд энд Шеэ» и «Интернэшнл телефон энд телеграф» (ИТТ) осуществили блестящий бизнес, когда их предприятия были национализированы в Бразилии с возмещением чистым золотом за проржавевшие установки и допотопное оборудование. Однако уход из сферы услуг в более доходные отрасли отнюдь не означает отказа от сырьевых источников. Что стало бы с империализмом США без латиноамериканской нефти и руды? Несмотря на относительное уменьшение капиталовложений в горнодобывающую промышленность, североамериканская экономика не может отказаться, как мы убедились в предыдущей главе, от жизненно важных источников снабжения и баснословных прибылей, текущих с юга.

Впрочем, инвестиции, превращающие латиноамериканские предприятия в простые винтики мирового механизма гигантских корпораций, абсолютно никак не влияют на международное разделение труда. Не претерпевает ни малейших изменений и система сообщающихся сосудов, по которым циркулируют капиталы и товары между бедными и богатыми странами. Латинская Америка продолжает экспортировать безработицу и нищету, отдавая свое сырье, в котором нуждается мировой рынок и от сбыта которого зависит экономика региона, а также производство некоторых промышленных продуктов филиалами транснациональных корпораций, использующих дешевую рабочую силу. Неравноценный обмен функционирует как всегда — нищенская заработная плата в Латинской Америке помогает поддерживать высокие доходы в США и Европе.

Немало политиков и технократов готовы утверждать, что приток «индустриализирующего» иностранного капитала является благом для тех стран, на которые он обрушивается. В отличие от прежнего этот империализм нового типа мог бы на самом деле осуществить цивилизаторскую миссию, оказать благодеяние порабощенным странам; тогда впервые словесные заверения в любви очередной господствующей державы отвечали бы ее истинным намерениям. В таком случае империалистам не пришлось бы успокаивать свою нечистую совесть оправданиями, поскольку они не были бы ни в чем виновны: современный империализм распространял бы прогресс и передовую технологию, и даже считалось бы дурным тоном употреблять это старое и ненавистное слово для его /290/ определения. Однако всякий раз, как империализм начинает восхвалять собственные достоинства, надо срочно проверять содержимое своих карманов. И сразу же станет ясно, что новая модель империализма не делает свои колонии более процветающими, даже если и способствует обогащению некоторых «полюсов развития»; не смягчает, а обостряет социальную напряженность в регионе; распространяет вширь нищету и все больше концентрирует богатство: платит заработную плату, в двадцать раз меньшую, чем в Детройте, и устанавливает цены в три раза выше, чем в Нью-Йорке; овладевает внутренним рынком и главными пружинами производственного аппарата; ставит себе на службу прогресс, направляет его курс и намечает его пределы; распоряжается национальным кредитом и манипулирует по собственному усмотрению внешней торговлей; денационализирует не только промышленность, но и прибыли, которые дает эта промышленность; содействует утечке ресурсов, направляя существенную часть сверхприбылей вовне; не вкладывает капиталы в развитие, а выкачивает их. В материалах ЭКЛА указывается, что вывоз прибылей от прямых капиталовложений Соединенных Штатов в Латинской Америке в последние годы был в пять раз больше, чем приток новых инвестиций. Ради того чтобы иностранные компании могли получать свои прибыли, страны вынуждены влезать в кабалу, брать в долг у зарубежных банков и международных кредитных организаций, чем увеличивают грядущее половодье рек крови. В этом смысле инвестиции в промышленность ведут к тем же последствиям, что и «традиционные» формы эксплуатации.

В условиях мирового капиталистического хозяйства, жестко ограниченного рамками деятельности крупных североамериканских корпораций, индустриализация в Латинской Америке оставляет все меньше надежд на достижение прогресса и успехи в деле национального освобождения.

Этот талисман показал свое бессилие в решающих битвах прошлого столетия, когда города-порты одержали победу над странами, а свобода торговли подкосила нарождавшуюся национальную промышленность. XX в. не смог породить сильную и предприимчивую промышленную буржуазию, способную вновь заняться этой проблемой и довести ее решение до конца. Все попытки остановились на полпути. С промышленной буржуазией Латинской Америки случилось то же самое, что и с карликами: /291/ она одряхлела, не выросши. Наши буржуа сегодня — это посредники и функционеры всемогущих иностранных корпораций. И по правде сказать, иной участи они никогда и не заслуживали.