Марианна Яхонтова - Корабли идут на бастионы

Костас вдруг остановился, обвел толпу взглядом, полным трусливого бешенства. Он поднял ружье, приставил его к плечу и выстрелил. Толстяк сразу сел, схватившись за бедро, но продолжал кричать:

– Пустите его, пусть бежит, ему надо поскорее очистить отхожее место! Для полковника Люкаса!

Сопровождавшие толпу мальчишки оглушительно засвистели вслед Костасу и французам.

Наконец последний французский солдат скрылся в черном провале ворот крепости.

Тем временем Никос и Георгий Алеку пробрались по узким кривым улочкам на Капо-Ларго и остановились у дома графа Макри. Там отбирали людей в отряд для содействия русскому десанту и выдавали фонари всем, кто согласен был указать русским места для высадки.

Отец и сын Алеку также взяли по фонарю и поспешили к морю. Почти у самой пристани им повстречался Нерадзакиас. Он был один, сыновья его присоединились к отряду Макри. Нерадзакиас ловко, словно тушканчик, Перепрыгивал через камни и кучи мусора, наваленные на берегу. Он распоряжался, командовал, направлял людей с фонарями к взморью, расставлял их вдоль берега в тех местах, куда легче было подойти шлюпкам с десантом.

– Отлив, слишком мелко, – предупреждал он. – И много камней.

– Мы поможем, – отвечал Алеку. – Я и добрый человек, который пришел с того света.

Нерадзакиас поднял фонарь.

– Георгий! – обрадовался он.

Алеку захохотал, довольный тем, что ему удалось подшутить над соседом.

– Нет, нет, не Георгий, а совсем другой человек, – смеясь, уверял он. – Я говорю, что он пришел с того света!

Все, кто стоял вокруг, также смеялись, разделяя радость Алеку. А он дивился тому, что на свете оказалось так много добрых людей. И ему захотелось сделать что-то особенное, чем можно было бы отплатить за доброту и за отзывчивость людей.

Став на камень у воды, он старался как можно выше поднять свой фонарь, чтобы русским, которые сейчас там, в море, было виднее. Так он стоял долго, рассуждая сам с собой, говоря себе, что это русские спасли его сына. Ведь если бы русская эскадра не пришла к Занте, он никогда не дождался бы возвращения Георгия; да и все, кто разделял с ним его радость, вряд ли чувствовали бы себя счастливыми.

Снова разгорелся костром огонь маяка на колокольне. Полыхающий свет его заколебался на темной глади рейда и достиг места, где находились шлюпки с десантом.

Толпа на берегу радостно загудела.

Охваченный нетерпением Алеку вдруг прыгнул с камня в море и, по пояс в воде, пошел по световой дороге навстречу шлюпкам.

Головная шлюпка, в которой сидел капитан-лейтенант Шостак, достигла мелководья.

– Каменья, ваше высокоблагородие, – предупредил унтер-офицер. – К берегу не подойти.

Шостак быстро оглядел черные камни, похожие в темноте на спящих черепах.

– Ну, так вброд, ребята. Не впервой! – крикнул он, вскочив с банки, и в изумлении замер, как только взглянул на берег.

Извилистая черта побережья была обозначена с изумительной точностью. Нескончаемая цепь огромных светляков окаймляла берег острова Занте. Высоко над ними вспыхнул огонь маяка на колокольне. И тотчас цепь светляков на берегу порвалась. Один за другим светляки поползли в море, к десантным шлюпкам. Вдалеке послышался гул, напоминавший шум водопада. Он разрастался с каждым мгновением, пока Шостаку и всем, кто был в шлюпках или возле них, не стало ясно, что навстречу десанту спешат люди. Сотни их бежали по воде, вздымая брызги, размахивая зажженными фонарями, крича что-то непонятное, но радостное.

Неприятельские солдаты вряд ли стали бы так кричать. Шостак понял это, когда странные длинноволосые люди в сборчатых кафтанах окружили шлюпку. Они что-то объясняли, показывая на берег, подняв над головой фонари. Желтые отражения огней метались по каменистому дну, словно испуганная стая рыб.

Двое из подбежавших к головной шлюпке зантиотов внезапно ухватились за Шостака и подняли его высоко над водой.

– Они хотят доставить вас на берег! – крикнул с ближайшего баркаса Балашов.

Капитан-лейтенант растерялся. С тех пор как он научился ходить, никто никогда не носил его на руках.

Кудлатый человек, волосы которого, пропахшие маслом и дымом, казались меховой шапкой, ласково произнес несколько слов. Сосед, рослый бородач, помог ему подсадить Шостака, и кудлатый поспешил к берегу с необычной ношей за плечами.

Услышав позади несмолкаемый плеск, Шостак оглянулся. Сотни людей бежали вслед за кудлатым греком, неся пушки, ядра, лестницы.

– Весьма благодарен, – произнес по-русски Шостак, не сообразив, что добровольный носильщик не поймет его. – Весьма благодарен, друг мой…

Кудлатый человек – это был Никос Алеку – добежал до камней у берега и осторожно опустил капитан-лейтенанта на землю. Он внимательно оглядел его с ног до головы, как будто хотел навсегда запомнить, и снова поспешил в море. Чем еще мог он выразить благодарность тем людям, которые пришли защищать его свободу, его дом, его сына?

Граф Макри, Кумута и толпа почтенных граждан города Занте встречали офицеров и солдат у пристани.

Крепко пожимая руку Шостаку, граф Макри говорил мягко рокочущим голосом:

– День этот самый счастливый на нашем острове. Благодарю вас от имени всех греков.

Шостак был очень взволнован, а потому его круглое лицо выглядело сердитым.

– Наш долг… долг каждого русского… – бормотал он, прислушиваясь к плеску воды и к перестуку гальки под ногами сотен людей.

Над всем этим неожиданно прозвучал ликующий голос Балашова.

– Шостак! – крикнул Балашов. – Сколько бы мы ни жили, мы никогда не забудем этой встречи!

…Через полчаса десантный отряд, сопровождаемый вооруженными зантиотами, был уже у ворот крепости.

Встреча, происшедшая на следующий день после капитуляции французского гарнизона, осталась не менее памятной.

Пять тысяч андреевских флагов, принесенных жителями окрестных деревень, взвились над головами зантиотов, как только гичка с Ушаковым подошла к пристани.

На берегу – от пристани до центральной площади города – было не протолкаться. Свыше двадцати тысяч человек собрались приветствовать русского адмирала и моряков с его кораблей. Духовенство, возглавляемое архимандритом в черной рясе, почетные граждане города Занте в красных плащах, горожане в сборчатых кафтанах, босоногие крестьяне в коротких куртках, с кинжалами за поясом, потрясающие самодельными андреевскими флажками, теснились, но не смешиваясь, разделенные невидимой чертой, переступить которую были не в силах даже в этот торжественный момент единения.

Гул приветственных криков и звон колоколов оглушили адмирала, едва он поднялся на пристань. Ушаков хотел ответить на приветствия, но в это мгновение перед ним очутилась молодая черноволосая женщина. Широкая епанча окутывала с головы до ног ее стройную фигуру. Белая маска, обязательная для женщин-дворянок, когда они выходили из дому, сползла с ее лица набок. Женщина держала на руках ребенка.