Марианна Яхонтова - Корабли идут на бастионы

– Предместья уничтожите вы, Лажуаль, с вашим «Женере», – приказал он и, подумав, прибавил: – Меня беспокоит Гуино с доками и адмиралтейством. Такого дара мы не можем преподнести адмиралу Ушакову. Возьмите на себя и Гуино. Завтра с ним должно быть покончено.

Когда судьба предместий Корфу была решена, Шабо доложил, как происходила и что дала порученная ему операция по изъятию оружия у жителей города. Жители большей частью разбежались, в городе осталось около трех тысяч человек. Это были чиновники, служившие во французских учреждениях, мастеровые, которым было некуда бежать, и священники при храмах.

Дюбуа засмеялся:

– Смотрите, смотрите за ними, Шабо, особенно за попами!

– Будьте покойны, меня никогда еще не проводили люди в рясах, – отвечал Шабо, с юных лет ненавидевший попов и монахов.

Генерал Пиврон поглаживал уснувшего котенка. Он радовался, что ему, боевому генералу, поручено строить батареи, а не ходить по обывательским домам и жечь лачуги нищих рыбаков.

Голос Дюбуа, читавшего только что написанный указ, путал мысли Пиврона. Указ был шедевром административно-военного творчества Дюбуа. Все жители острова за стенами крепости объявлялись врагами Франции и лишались покровительства законов.

…Наутро глухие взрывы и канонада возвестили, что порт Гуино с его адмиралтейством и доками доживает последние часы. К вечеру загорелись подожженные французами предместья Мандукио и Горица. Гарь нависла над крепостью, просачиваясь в подземелья и казематы.

…А через несколько дней главный комиссар Дюбуа, генералы Шабо и Пиврон, капитан Лажуаль и плац-комендант Карбон, солдаты французского гарнизона и жители острова увидели перед Корфу корабли объединенной эскадры.

По сравнению с береговыми скалами и бастионами, на безграничном фоне волнующегося, уходящего вдаль моря, эти корабли казались такими крохотными, что по губам Дюбуа скользнула высокомерная усмешка. С каменных поясов и укреплений, имевших подземные казематы и ходы, на корабли союзников было направлено шестьсот мощных орудий.

Довольный, что его стараниями крепость Корфу была превращена в неприступную твердыню, комиссар Дюбуа, не отводя глаз от подзорной трубы, уверенно сказал:

– Русский адмирал хочет въехать на кораблях в нашу крепость. Но корабли не ходят на бастионы. Он должен будет в этом убедиться.

От острова Кефалония до южного пролива Корфу русская эскадра шла в густом тумане. Порой с юта не было видно бака. Клочья тумана врывались в квадратные люки портов и мелкими каплями оседали на орудийных стволах. Одежда моряков пропиталась влагой, вызывавшей озноб.

Адмирал много раз поднимался на шканцы. Белая муть застилала все вокруг флагманского корабля. Иногда из нее доносился заглушённый звон колокола, отбивавшего склянки.

Стоя у нактоуза, Ушаков подолгу смотрел то на синюю компасную стрелку, то на серые волны, холодно поблескивавшие у бортов. Затем возвращался в каюту, думая об одном: о трудностях, которые ожидали эскадру впереди, за стеной тумана.

Обстановка на театре военных действий пока что оставалась благоприятной для Бонапарта. Всюду на суше – в Италии, в Египте – французы продолжали продвигаться вперед. Неаполитанский король молил о помощи. Судя по тому, что Нельсон так поспешил на его призыв, французские войска угрожали столице королевства – Неаполю. И не только Неаполю. Вот почему, должно быть, и выступил из Бреста на помощь Австрии русский корпус под начальством Розенберга.

«Но почему Розенберг, когда жив в своей ссылке Суворов?» – недоумевал Ушаков.

Вспомнив о Розенберге и об Австрии, он с ожесточением подумал, что еще в прошлую войну, десять лет назад, Австрия пыталась купить свои успехи ценой крови русских солдат. Разве не русские солдаты шли на штурм турецких крепостей!.. Они и только они выиграли войну, когда за их спиной австрийцы вели переговоры с врагом. Не обязательно иметь славу пророка, чтобы предсказать судьбу корпуса Розенберга. Все и теперь, как прежде, ляжет на плечи русских солдат, а союзники будут подсчитывать барыши и победы.

Так, вероятно, произойдет и с людьми объединенной эскадры: русские матросы будут переносить лишения, сражаться и умирать, а Кадыр-бей с Фетих-беем поднимут свой флаг рядом с флагом России, когда очередная победа станет несомненной. Что делает Кадыр-бей?.. Шлет пашам письма с требованием прислать вспомогательные войска для осады Корфу… Каждый паша обязался выставить три тысячи солдат. Пока что вместо солдат есть одни обязательства да пышные посулы, на которые не поскупились в Константинополе. Вдобавок на эскадре подходило к концу продовольствие. Турецкое правительство разослало приказы всем правителям в Архипелаге и Морее отгружать сухари и крупу для флота, направлять продовольствие на острова. Тем не менее эскадра до сих пор не получила ни одного мешка сухарей.

Адмирал писал письма губернатору Мореи и в Константинополь Томаре. Получалось, что само же турецкое правительство не желало себе успеха. Султан рассылал фирманы, секретари читали их пашам, но после невинных упражнений в письме и чтении все шло, как прежде.

Ушаков знал косный чиновничий мир у себя дома, однако такого равнодушия ему не приходилось еще встречать. Если бы за этим скрывались вражда или ненависть, или даже измена, он сумел бы противопоставить им силу, уменье, способность угадывать и предвидеть. Но против безразличия, прикрываемого союзным договором, бороться было труднее.

Кроме того, не хватало денег.

– Я имею кредитов в сто тысяч червонных от баронов Гипша и Тимони, – говорил Ушаков Балашову, исполнявшему обязанности флаг-капитана и переводчика при командующем эскадрой. – Имею их на банкирский дом Соммарива в Сицилии. Но пока Абруцкий не вернется из Палермо, это не более чем химеры.

Мичман Абруцкий был послан за деньгами в Палермо несколько дней назад.

– Придется опять сократить дневной рацион, – заметил Балашов.

Ушаков поморщился.

– Как раз в то время, которое потребует от нас самых жестоких усилий. Корфу – это не Занте, не Кефалония и не Святая Мавра, даже не все они, вместе взятые. Корфу – сильнейшая крепость на Средиземном море.

Адмирал и Балашов с утра сидели за бесчисленной корреспонденцией. Ворох бумаг лежал на столе. Их не только надо было прочесть, но и написать ответы, не упустив ни одной, самой ничтожной мелочи.

– Тону я, как в болоте! – с раздражением воскликнул адмирал. – Всю жизнь ненавижу подлый бумажный язык.

– Но что делать, Федор Федорович? – вздохнув, необдуманно произнес Балашов. – Ведь надо же кому-нибудь разделять с вами столь неприятное дело.

Адмирал пристально взглянул на него.