Илья Гордон - ТРИ БРАТА

– Ничего, Нехамеле, потерпи! Ведь это у тебя первенький, а при первых родах бывает иногда трудненько. Но теперь уже недолго, еще немного, и даст бог, кончатся твои мучения.

Нехама молчала, только закатывала глаза от боли и скрипела зубами. А когда схватки усилились, опять закричала. Кейла растерялась, не зная, что делать. Но вот наконец вбежал в комнату Танхум:

– Привел!

И действительно, через две-три минуты в комнату вошла низенькая, слегка сутулая, но крепкая старуха. Она скинула с плеч платок, потребовала чистую простыню и завернулась в нее вместо халата.

– Тише, родненькая, тише, – привычной скороговоркой начала она, повернувшись к роженице широким морщинистым лицом, и подошла к кровати. – Скоро тебе легче станет.

Бабка долго хлопотала около Нехамы. Ребенок шел трудно. В конце концов ловкие руки и уменье опытной женщины победили, и она торжественно возвестила:

– Поздравляю! Мальчик! Поздравляю!

– Мальчик! – вне себя от радости закричал Танхум. Он сейчас забыл все, что терзало его душу последнее время. Наконец-то он стал отцом! Сколько раз он мечтал, даже во сне видел, что ребенок (обязательно мальчик) назовет его «папа», и вот теперь его мечта осуществилась. Зачем было подозревать Нехаму, терзать ее душу и себе отравлять столь долгожданную радость? Теперь он не бесплодное дерево без ветвей и сучьев, а живой ствол, который дает новые побеги.

В пронзительном крике ребенка Танхуму слышалось:

«Я твой, отец, посмотри на меня – я твой! Что же ты стоишь, что молчишь, почему не ликует твоя душа? Беги, разнеси повсюду радостную весть, что у тебя родился сын – твой наследник, твой помощник, твоя опора…»

Танхум глядел и не мог наглядеться на младенца. Хоть ребенок и плакал, и пронзительно кричал, не давая никому покоя, Танхум был счастлив.

На другой день к роженице ворвалась шумная ватага мальчишек, чтобы, согласно обычаю, прочитать молитву. Они старались перекричать друг друга, глотая слова молитвы, чтобы поскорей приняться за пряники и конфеты, которые им незаметно подбрасывала Кейла, приговаривая, что это – подарки архангела Гавриила.

Танхуму забавно было видеть, как дети накинулись на сладости, словно куры на пригоршни подсыпаемого зерна. Жалковато было, правда, затраченных на это денег, но он говорил себе:

«Чего бы это ни стоило, ничего не пожалею, лишь бы они благословили моего первенца, лишь бы мальчик рос здоровым, крепким, умным, добрым, чтобы всегда и во всем был первым среди своих сверстников».

Когда ватага мальчишек весело умчалась, унося недоеденные сладости, приехал отец Нехамы. Танхум – он был во дворе – подбежал к телеге, выпалил:

– Поздравляю, мальчик!

– Будьте счастливы, – ласково заулыбался в ответ Шолом.

Они вошли в дом, и Танхум сразу же поставил для тестя стул у кровати роженицы.

– Ну, славу богу, вот и внук у меня родился, – радостно промолвил отец. – Можно мне на него взглянуть хоть одним глазом?

– Ш-ш-ш, – погрозила Нехама отцу пальцем и осторожно приоткрыла личико спящего младенца.

– Вот так парень! Вот так богатырь! – восхитился Шолом. – Вылитый отец! Дай бог, чтоб он приносил вам одни только радости.

Танхум исподволь завел речь об обряде обрезания и тут же заметил, что справедливо было бы дать ребенку имя, близкое к имени его, Танхума, покойной матери, но Шолом решительно запротестовал:]

– Нет, нет, Танхум, мать Нехамы, – да будет она заступницей нашей на небесах, – давным-давно ждет, чтобы в ее честь дали имя внуку или внучке.

– А как же иначе, отец, как же иначе? – живо подхватила Нехама.

Вначале Танхум заупрямился, настаивал на своем, но скоро сдался: ему, в конце концов, было все равно, какое имя дадут ребенку, он только хотел показать себя перед тестем человеком, почитающим память своей матери.

Перед отъездом Шолом договорился с зятем о всех тонкостях предстоящего обряда и обещал приехать в назначенный день пораньше, чтобы помочь Танхуму принимать гостей.

Кейла со своей стороны сделала все, что было в ее силах: вычистила, подмела, вымыла комнаты, выстирала пеленки, занавески, гардины. Все засияло, засверкало, засветилось под ее умелыми, привычными к делу руками.

Танхум тоже постарался: за два дня до обряда съездил на рынок, купил свежих карпов и лучшие сорта селедок, какие только смог отыскать в лавках. Заблаговременно закупил он дюжину бутылок водки и разного вина; не забыл купить пряности. Но всего этого ему показалось мало. И он решил пожертвовать гусями, которых хотел откормить на пасху, и добавить к ним несколько кур и индейку.

Нанятая им стряпуха обещала приготовить традиционные блюда и закуски: рубленую печенку, яйца с гусиным жиром, фаршированную щуку, сварить «золотой бульон» – словом, сделать все, что полагается в такой торжественный день,

«Ничего, не ударим лицом в грязь перед гостями», – самодовольно подумал счастливый отец.

Когда из жарко натопленной печи разнеслись аппетитные запахи печенья с корицей, слоеных пирогов с вареньем, изюмом, орехами, маком и другими лакомыми начинками, Танхум решил напомнить гостям, чтобы они явились завтра во что бы то ни стало. Несколько дней тому назад он уже разослал приглашения, только к отцу и родным он до сих пор не отважился прийти. Но дальше откладывать встречу было нельзя, и он решился. Прежде всего зашел к отцу. Может, отошло у старика сердце, может, гнев его и поостыл?

– Отец, – остановившись у порога, робко обратился он к сидящему за столом отцу.

Старик не поднял головы, ничем не показал, что слышит сына.

Подождав немного, Танхум снова позвал:

– Отец!…

– Чего ты хочешь? – не глядя на сына, спросил Бер.

– У тебя, отец, еще внук родился.

– Ну и что же? – бросив на сына беглый взгляд, обронил отец.

– Завтра обряд обрезания, отец, и мне бы хотелось, чтобы ты и вся наша семья пришли на этот праздник.

– Какая это «наша семья»? – как бы удивился отец.

Танхум вынул из кармана пряники и хотел дать ребятишкам. Те протянули было ручонки к сластям, но Фрейда крикнула:

– Посмейте только взять, только посмейте!

– Фрейда, пора уже забыть, – просительно обратился к ней Танхум.

– Что забыть? – не сбавляя воинственного тона, спросила Фрейда.

– Все… Сколько же можно сердиться? Пусть хоть завтра, в такой торжественный день, за один со мною стол сядут мой отец,- моя золовка, мои племянники…

– За один стол с тобой мы никогда не сядем! – отрезала Фрейда. – Слышишь, никогда!

С самого утра стали собираться гости. Первым приехал Нехамин отец с женой, небольшого роста краснощекой женщиной с большими, в виде колец, серьгами в сильно оттянутых ушах. Она поздравила Нехаму. Поздоровавшись с Кейлой, попросила у нее фартук, чтобы помочь накрывать на стол. Вскоре явилась и чета Пейтрахов. Они снисходительно поздравили Нехаму и Танхума и поздоровались с отцом и мачехой роженицы. Затем пришел и сам шульц Шепе с высокой и тощей супругой, страдавшей, судя по выпученным глазам, базедовой болезнью. Ее злобный нрав выдавали тонкие, то и дело кривившиеся губы, сквозь которые она еле-еле процедила поздравление.