Сюгоро Ямамото - Красная Борода

Он сказал, что зовут его Мацудзо, а живет он в деревне Хатаи близ Коги. У них там тоже было наводнение, дом остался цел, а вот посевы пострадали, и много времени ушло на то, чтобы привести поле в порядок. Сестра сразу ничего ему не сообщила, и он решил, что у нее все в поряд­ке. Но от нее слишком уж долго не было вестей, и это его обеспокоило. А тут представился случай: его попросили доставить овощи на базар в Сэндзю, и он решил заодно про­ведать О-Цунэ и ее семью. В Эдо он впервые и не сразу сумел отыскать этот дом. Он случайно остановился перед лавкой лесоторговца Кадзихэя, вспомнил, что там в кон­торе служит Томосукэ — приятель Кандзю. От него-то он и узнал о гибели сестры, а жена Томосукэ проводила его сюда. Мацудзо говорил сухо. Казалось, будто он не столько рассказывает, сколько выражает кому-то свое недоволь­ство.

О-Сэн усадила Котаро на колени и подробно, насколько позволяла память, поведала Мацудзо о событиях той страш­ной ночи. Тела О-Цунэ и Кандзю не нашли — правда, осо­бенно и не искали. Сама О-Сэн спаслась, хотя с ней был ребенок, ей и в голову не приходило, что двое взрослых, здоровых людей могли погибнуть во время наводнения — кстати, не такого уж сильного. Скорее всего, они нашли убежище и там пережидают — так решила она сначала, надеясь, что вот-вот они появятся. Безусловно, она винова­та, что не заказала заупокойную службу, но, честно говоря, она по сей день сомневается в их смерти, все думает, вот-вот они войдут в дом живые и здоровые. Закончив рассказ, О-Сэн утерла слезы и поглядела на Мацудзо. Тот молча слушал, попыхивая трубочкой, набитой пахнувшим полынью табаком. Хоть бы кивнул разок, в сердцах подумала О-Сэн, а то сидит как истукан.

Мацудзо отправился спать, предупредив, что рано утром ему надо идти к лодке, которая стоит на якоре в Сэндзю. На следующее утро О-Сэн приготовила завтрак и, поглядывая на Мацудзо, со страхом думала: сейчас заговорит насчет дома. Но тот ни словом не обмолвился, лишь попросил занести сохнувшие во дворе сандалии и носки, потом выта­щил потертый бумажник, отсчитал несколько бумажек и положил на стол.

— На сладости для мальчишки, — буркнул он недруже­любно.

— Зачем это вы? — смутилась О-Сэн.

— Извини за беспокойство... Мне пора.

— А как быть с вещами? — О-Сэн указала на узел.

— Об этом поговорим в следующий раз, — хмуро отве­тил Мацудзо и пошел к двери.

О-Сэн двинулась следом и, набравшись смелости, спро­сила:

— А мне можно пока жить в этом доме?

Мацудзо обернулся и озадаченно поглядел на О-Сэн. Его взгляд показался девушке еще более сердитым, чем накану­не.

— Насколько мне известно, эту лачугу построил из вся­ких обрезков Томосукэ, он же помог отремонтировать ее после наводнения и разрешил тебе здесь жить. Выходит, это твой дом. Разве не так?

— И я могу здесь остаться?

— Конечно, только позволь мне у тебя ночевать, когда буду в Эдо. А вещи я в следующий раз захвачу, — не глядя на О-Сэн, ответил Мацудзо, нахлобучил свою соломенную шляпу и вышел.

Оставшись одна, О-Сэн подхватила Котаро на руки и, весело приплясывая, говорила:

— Гордись, Котаро, это теперь наш дом! Тебе только три года, а ты уже хозяин, домовладелец.

Не понимая, отчего О-Сэн так радуется, Котаро обнял ее за шею, весело засмеялся и засучил ножками... Тревога, которая с прошлого дня не давала ей покоя, прошла. Теперь о крыше над головой можно было не думать, и все мысли О-Сэн сосредоточились на странном поведении О-Таки и ее мужа. Последнее время они как-то отдалились, перестали общаться с ней. Но в то же время именно они сказали Мацудзо, что дом принадлежит ей. Если бы их отношение к О-Сэн всерьез изменилось, они вполне могли бы выгнать ее на улицу. Но даже если они оставили за ней дом из жалости, все равно О-Сэн следовало бы их отблагодарить.

— Пойдем, Котаро, к тетушке О-Таке, — сказала она, поглаживая мальчика по щеке. — Купим красивый подарок для Васукэ и пойдем. Ты, наверно, уже не помнишь, кто такой Васукэ? А ведь он твой молочный брат, сын тетушки О-Таки.

Во время визита к О-Таке О-Сэн рассчитывала заодно кое-что разузнать о Сёкити. С тех пор как они расстались у ее дома, она его больше не видела. Помнится, он сказал, будто не решил окончатель­но, останется ли в Эдо или опять уедет в Осаку. А пока, по словам О-Таки, он поселился у Кадзихэя и помогал ему в работе. О-Сэн почему-то была уверена, что Сёкити никуда не уедет. Ее не возмущало недоверие Сёкити — так уж сло­жились обстоятельства. К сожалению, у нее не было дока­зательств, чтобы опровергнуть его сомнения. Что поде­лаешь, жил он далеко, наслушался от Гондзиро всяких россказней, а вернулся в Эдо — и видит ее с ребенком. В такой ситуации любой засомневается.

«Когда-нибудь ты узнаешь правду, Сёкити, а я буду ждать». Так сказала она при встрече. Это были не заранее обдуманные слова — они невольно, как бы сами собой, сор­вались у нее с языка. Теперь она была уверена в том, что так это и случится. А сомнения — они всегда сопутствуют любви. Когда же истина обнаружится, любящий мгновенно поймет и признает свою ошибку. Поэтому единственный выход для нее — ждать. Спокойно, без суеты... Так решила О-Сэн.

На следующий день после отъезда Мацудзо она, добавив немного к деньгам, которые он оставил, купила большую собаку из папье-маше и отправилась к Томосукэ. Она вошла через мастерскую во двор, и в нос сразу ударил кисловатый запах свежераспиленных досок. Этот запах вновь напомнил ей о грустной встрече с Сёкити, которая произошла здесь, во дворе. Стиравшая белье О-Така удивленно посмотрела на О-Сэн, Вытерла о передник руки и подошла к ней.

— Благодаря вашей помощи у меня есть крыша над головой. Это такое счастье, что словами не передать. До конца жизни буду помнить о вашем благодеянии, — про­шептала О-Сэн, утирая выступившие на. глазах слезы.

— Стоит ли благодарить? Мы ничего особенного для тебя не сделали.

О-Така пыталась говорить с присущим ей дружелюбием, но ее голос прозвучал отчужденно. О-Сэн сказала, что давно не видела Васукэ и хотела бы от себя и Котаро сде­лать ему скромный подарок. Она протянула О-Таке собаку из папье-маше.

— Не надо было этого делать. Муж очень рассердится, если узнает, — пробормотала О-Така. Подарок она взяла, но выражение ее лица не смягчилось. — Очень сожалею, но Котаро не удастся поиграть с нашим сыном — я его только что уложила спать.

— Ничего страшного, мы навестим его в другой раз, — сказала О-Сэн, потом огляделась по сторонам и, удостове­рившись, что поблизости никого нет, придвинулась к О-Таке и зашептала: — Простите за навязчивость, но хоте­лось бы у вас спросить: не совершила ли я чего-нибудь тако­го, что вам не по душе? Если да, то скажите об этом прямо. Я ведь, глупая, могла и не заметить. Во всяком случае, при­ношу свои извинения.