Дмитрий Колосов - Император вынимает меч

— Хорошо! — одобрил Марцелл. — Я вижу, Рим созрел для серьезной войны! — Марцелл был невысокого мнения о своих предшественниках, но с похвалой отозвался о Ганнибале. — Наконец-то нашелся тот, кто научил нас с уважением относиться к врагу!

Принеся положенные жертвы, Марцелл отправился к войску, собранному в Касилине. К тому времени Ганнибал покинул Капую и отправился к Ноле, где чернь готова была перейти на сторону карфагенян. Перед Марцеллом встал нелегкий выбор. Рискованно было вести еще не оправившуюся от катастрофы под Каннами армию к городу, где могла ждать засада. Но и предоставить Нолу собственной судьбе полководец не мог, ибо в этом случае на сторону Ганнибала перешли бы еще многие италийские города, и Рим рисковал остаться вообще без союзников.

— Да будет на все воля богов!

Стремительным маневром Марцелл занял Нолу, опередив Ганнибала. Тот не решился штурмовать хорошо укрепленный город и ушел к Неаполю, к которому уже подступал прежде. Но в Неаполе уже сидел римский гарнизон. Раздосадованный, Ганнибал повернул к Нуцерии. Этот город после осады и несколько приступов карфагеняне взяли, но Нуцерия — не ровня ни Неаполю, ни Ноле, да и сама победа была столь неубедительна, что Пуниец в гневе приказал перебить местных жителей.

Нет, это не было победой, и Ганнибал вновь повернул к Ноле. Ноланский плебс желал сбросить римскую власть — это означало и избавление от собственного сената с соответствующим переделом имущества, столь любым сердцу черни. Ганнибал установил связь с недовольными, те обещали помощь.

Но Марцелл, в свою очередь, не дремал. Сначала он добрым отношением склонил на свою сторону самого видного, явного сторонника карфагенян некоего Луция Бантия, который отважно бился под Каннами в рядах римских союзников, весь израненный был подобран и вылечен карфагенянами, а потом и отправлен с дарами домой. После такого к себе отношения Бантий не мог не стать союзником карфагенян. Он был столь популярен, что устранить его мечом или тюрьмой Марцелл не мог. Тогда римский полководец решил выбить клин клином. Бантий был обласкан, получив в подарок деньги и лучшего из коней Марцелла, и с тех пор верой и правдой служил римлянам.

Однако чернь волновалась. Шпионы доносили Марцеллу о готовящемся перевороте. Бунт был не столь опасен сам по себе, но он мог помочь Ганнибалу овладеть городом.

— Я не уверен, что мы сумеем отразить сразу два удара — и в грудь, и в спину, — сказал Марцелл. — А посему, следует сделать так, чтобы эти удары нам нанесли по очереди, причем первый я хочу получить в грудь.

Ганнибал получил ложную весть, что римляне вот-вот уйдут из города. Наутро карфагеняне пошли на приступ. Стены Нолы были безлюдны, так что можно было решить, что Марцелл и впрямь ушел. Но как только передовые отряды пунийцев приблизились к воротам, из них высыпали воины. Не ожидавшие такого поворота событий карфагеняне побежали. Потери их были невелики, но Марцелл ликовал, ибо эта была первая его победа над карфагенянами, это была первая победа римлян после Канн.

Ганнибал отошел к Касилину, но не смог взять и этот город. Наступали холода, и Пуниец увел свою армию в Капую. По весне ему предстояло все начинать сначала.

— Нола устояла! — доложил Марцелл.

Рим устоял!..

Это было блестящее отступление, оставлявшее надежду на благополучный исход почти уже проигранной битвы. Выстроившись в каре, аргираспиды сверкающей, обрызганной серебром черепахой пятились к холму, на котором уже закрепились остатки разбитого правого крыла. Эвмен с замирающим сердцем следил за тем, как ветераны медленно поднимаются вверх, отражая ударами копий наскоки пышно разодетых антигоновых витязей. Шаг за шагом, устилая сухую землю телами всадников и своими собственными.

И вот они взобрались почти на вершину, где преследователи наконец-то оставили их в покое, сброшенные вниз стрелами и дротиками устремившихся на подмогу пельтастов. Из глоток аргираспидов рвались тяжелое дыхание и яростный рев.

— Где этот разодетый павлин?! — кричали одни.

— Где Певкест?! — вторили другие.

— На копья его! — орали третьи, самые дерзкие.

Эвмен покосился назад. Но Певкеста и след простыл. В окружении нескольких оруженосцев он во весь опор мчался вниз, к реке, где сгрудились нестройной толпой его эскадроны. Вот он достиг их и что-то закричал, отчаянно маша рукой. Повинуясь приказу Певкеста, всадники тронулись с места и устремились за своим предводителем вдоль реки — туда, где блестели чешуйками мертвой рыбы рассыпавшиеся по полю воины Антигона.

— Подонок! — вырвалось у Эвмена. — Он трусливо бросил фронт, а потом отказался пойти в контратаку. Но теперь он отважен — в своем бегстве к врагу!

— Да! — как-то глухо согласился подошедший от строя ветеранов Тевтам. — Жаль, что ты не догадался схватить его.

— Я не успел! — сказал Эвмен.

— Не догадался! — подтвердил командир аргираспидов. Эвмен посмотрел ему в глаза, и тот отвел взор. — Мы проиграли битву.

— Нет! — возразил Эвмен, прекрасно зная, о чем скажет Тевтам.

— Проиграли! — упрямо повторил тот. — Мы потеряли обоз. Мы потеряли имущество, жен и детей.

— Мы вернем все это! — пообещал Эвмен.

— Конечно, — угрюмо согласился Тевтам. Он помолчал и, по-прежнему глядя в сторону, глухо прибавил:

— Вернем…

Эвмен глядел перед собой. Солнце уже село за гору. Над полем битвы клубилась взбитая мириадами ног и копыт сухая удушливая пыль. Где-то вдалеке завыл волк, предвкушая обильную пищу. Ему тут же откликнулся, вторя, другой, такой же голодный.

Эвмен скользнул глазами влево, перехватив взор Тевтама. Волчий взор, презрительный и ненавидящий — взор, к каким Эвмен уже давно успел привыкнуть…

Гетайры, друзья Александра, всегда недолюбливали Эвмена. Он был кардийцем, [41] Т.е. уроженец Кардии. они — македонянами, он — сыном золотаря, они — детьми князей, за спиной Эвмена были безродность и бедность, им давали власть слава предков и родовые поместья. Они разнились столь сильно, что многим казалось кощунственным даже ставить имя Эвмена в один ряд с именами Гефестиона, Кратера и Птолемея. Но судьбе было угодно, чтобы эти имена стояли рядом.