Дмитрий Колосов - Император вынимает меч

Антигон обретал все большую силу в Азии, постепенно собирая под своим началом осколки ее. Эвмен был единственным, кто мешал Циклопу. [45] Антигон был одноглаз, отсюда и прозвище — Циклоп. В последующие пять лет противостояние Эвмена и Антигона стало главным событием истории диадохов.

Антигон превосходил в численности войска, Эвмена отличали хитрость и искушенность в тактике. Не успел Антигон прибыть в порученную ему сатрапию Фригию, как Эвмен ограбил ее, купив за добычу преданность войска. И когда в лагерь Эвмена прибыли антигоновы гонцы, принявшиеся подбивать солдат выдать презренного кардийца, солдаты прогнали послов прочь. Более того, воины постановили назначить тысячу — тысячу! — телохранителей для своего полководца, которые, сменяя друг друга, должны были охранять Эвмена от негодяев, что могли польститься на антигоновы деньги.

Но если солдаты приняли Эвмена, то генералы, гордые своим происхождением, по-прежнему отказывались признать первенство безродного грека. Один из них попытался увести свой корпус к Антигону, и мятеж пришлось подавлять силой. Другой изменил, будучи подкуплен, прямо во время битвы, [46] 320 г. до н. э., битва при Оркиниях в Каппадокии. и Эвмен потерпел поражение, потеряв обоз и едва ли не половину армии. Другой на его месте пал бы духом, но Эвмен воспринял поражение преспокойно. Он проиграл не из-за собственной бездарности и не по вине солдат, которые бились выше всяких похвал, а от предательства не застрахован никто, даже самый великий. Потому Эвмен отступил, но спустя лень дерзко вернулся на поле битвы, что похоронить павших.

Кому-то это могло показаться напрасным риском, но воины оценили поступок Эвмена.

— Наш кардиец — славный малый! — заключили они.

Но Антигон был сильнее. Он сумел обложить Эвмена, заставив того укрыться в крепости Норы. Сама по себе крепость была неприступна, ибо никто, даже Александр не выдумал покуда оружия, способного разрушить трехсотфутовую скалу, на какой были воздвигнуты стены Нор, но здесь было мало провианта и, главное, крепость была столь мала, что воины с трудом находили место для краткой прогулки, а кони были обречены стоять в стойлах. Антигон окружил Норы крепкою стражей, а сам отбыл прочь: у него доставало дел и без Эвмена.

Эвмен был обречен на долгую осаду. Желая сохранить боеспособность своей небольшой армии, он приказал воинам ежедневно тренироваться в небольшом дворике крепости, а коней приподнимать с помощью ремней и стегать кнутом, с тем чтобы они в ярости били ногами, поддерживая выносливость сухожилий и мышц. Эвмен был неизменно весел, самим видом своим подчеркивая, что все это пустяки и они непременно выпутаются.

— Непременно! — говорил он, размалывая крепкими зубами дурно пропеченную лепешку.

Тут умер Антипатр, и Антигон начал свою игру. Ему нужен был Эвмен, один из немногих генералов, талантом не уступавший Александру. Антигон предложил Эвмену стать под его знамена и прислал текст присяги. Эвмен подписал этот текст, предварительно изменив его так, что присягал не Антигону, а династии Александра. Пока гонец с присягой спешил к Антигону, Эвмен оставил Норы и ушел. Отныне он служил царице Олимпиаде, назначившей кардийца наместником Азии. Главной задачей Эвмена стала борьба с Антигоном. Эвмен получил в распоряжение деньги и солдат — быть может, лучших солдат, каких знал мир. Это были аргираспиды — воины с серебряными щитами, старая гвардия Александра. Они служили македонским царям еще с битвы при Херонее, а некоторые стояли под знаменами Филиппа даже в сражении при Олинфе. [47] Битва при Херонее — 338 г. до н. э., битва при Олинфе — 348 г. до н. э. Этим бойцам было под шестьдесят, а кому и под семьдесят лет. Они уступали молодым в быстроте ног, но никто не мог сравниться с аргираспидами в выносливости, владении мечом, умении держать строй и в той непоколебимой уверенности в себе, что дают лишь десятки одержанных побед. Эти воины знали себе цену и ни во что не ставили командиров. Эти воины знали себе цену и были богаче иных генералов, ибо бережно сохраняли свое немалое жалованье. Каждый аргираспид имел собственную повозку, собственную жену, детей — собственных или нет, целые тюки барахла. Аргираспиды были предтечей преторианцев, не тех, что умертвят сумасброда Калигулу, а отборных витязей Цезаря или Помпея. Аргираспиды могли лишь одной своей поступью вырвать любую победу, но для этого они должны были захотеть сделать это.

И вот теперь Эвмену предстояло договориться с кичащимися своей доблестью ветеранами. Он знал, что агрираспиды не любят его, но он знал и то, что больше всего на свете они любят деньги. А деньгами Эвмен располагал. Он купил преданность аргираспидов, пусть неверную, но преданность.

Труднее было с Тевтамом и Антигеном, генералами щитоносцев, которые не желали признать Эвмена выше себя. Им было постыдно являться по вызову в шатер кардийца, сына золотаря. Что ж, Эвмен нашел выход и в этот раз.

— Друзья, — сказал он генералам, — ни к чему ни вам приходить ко мне, ни мне к вам. Мы будем сходиться в шатре Александра, чей дух и величие дадут нам победу!

И теперь на каждой стоянке воины воздвигали роскошный шатер, посреди него ставили золотой трон, на какой возлагали диадему, царский скипетр, меч, панцирь и золоченый щит. Все это будто бы принадлежало Александру, что незримо присутствовал на каждом совете, своим согласием одобряя сообща принятое решение.

Это было нечто новое, и это устраивало всех. Генералам подобное отношение представлялось куда более предпочтительным, нежели высокомерие и жестокость, уже нет-нет да проскальзывавшие в поведении Антигона. И потому стратеги Тевтам и Антиген признали Эвмена. А затем его признали и многие другие, что опасались властолюбия обретавшего все большую силу Антигона. Под руку Эвмена сошлись сатрапы Певкест и Эвдем, Тлеполем и Сивиртий, Стасандр и Амфимах, приведшие сотни и тысячи воинов.

Ему подчинились многие те, кто считали себя выше кардийца. Подчинились не по собственной воле, а по велению уцелевшего еще чувства долга или из страха, толкающего стаю в подчинение вожаку. Они признали Эвмена первым, но оставляли право в любой момент куснуть. Тевтам открыто ненавидел Эвмена, отводя взор, когда глаза их встречались. Он давно был готов взбунтовать своих ветеранов, но его удерживал Антиген, более осторожный, уговаривавший повременить.

— Не горячись, еще наступит наш день!

Столь же ненадежны были и сатрапы, особенно Певкест, чье войско лишь немного уступаю тому, что собрал под началом Эвмен. Певкест, весьма известный еще при жизни Александра, делал все, дабы вырвать солдат из-под странного — без особой приязни, но с уважением — обаяния кардийца. Он щедро раздавал собранные с парсийских крестьян деньги, а однажды одарил каждого воина бараном.