Дмитрий Колосов - Император вынимает меч

— «Подлейшие из македонян! Вы выдаете как пленника своего полководца — не воздвигаете ли собственными руками трофей, равный которому не поставил бы, пожалуй, и Антигон, eam бы он победил вас! И в самом деле, разве не отвратительно, что из-за отнятого у вас обоза вы признаете себя побежденными, как будто победа заключается не в превосходстве оружия, а в захвате имущества, и как выкуп за свои пожитки, вы посылаете врагу своего полководца. Меня, непобежденного и победителя, ведут в плен и губят мои же соратники! Заклинаю вас Зевсом-Воителем и другими богами — убейте меня здесь сами! Если меня убьют там — все равно это будет ваших рук дело. Антигон не упрекнет вас: ему нужен мертвый Эвмен, а не живой. Если вы бережете свои руки, достаточно развязать одну из моих и все будет кончено. Если вы не доверяете мне меч, бросьте меня связанного диким зверям. Сделайте это — и я освобожу вас от вины: вы в полной мере воздадите должное своему полководцу» . [49] Плутарх. Эвмен, 17.

Солдаты плакали, но никто не решился встать на защиту Эвмена и поднять свой меч против аргираспидов, столь сильна была слава этих воинов. А ветераны заткнули Эвмену рот и потащили его к Антигону, уже праздновавшему победу. А когда победителя спросили, как содержать Эвмена, тот ответил:

— Как слона или льва!

Ибо Эвмен был равен по силе слону, а по духу — льву.

Антигон колебался, не зная, как поступить с пленником. Велик был соблазн привлечь кардийца на свою сторону и использовать его полководческий гений в битвах, что ждали Антигона впереди. Про то же говорил Неарх, друг Александра, а сейчас Антигона. Про то же говорил и Деметрий, будущий Полиоркет. Сын Антигона восхищался Эвменом и изумлялся великой несправедливости судьбы, преследовавшей этого человека.

Антигон внимал словам сына, и ему казалось, что он должен с ним согласиться. Но были слова и против. Против кричали антигоновы генералы, опасавшиеся, что пощаженный Эвмен займет первое место при повелителе. Против кричали аргираспиды, боявшиеся мести Эвмена, если тот вдруг вновь войдет во власть. Против кричала ненависть Антигона к этому человеку, ничтожному кардийцу, не раз и не два покрывавшему позором знамена македонского князя.

И эта ненависть взяла верх, успокоив сердца генералов и изменников-аргираспидов. Антигон повелел уморить пленника голодом, но тот еще жил, когда войско снималось с лагеря, и тогда палач задушил Эвмена.

Так кончил свои дни человек, по странному капризу судьбы оказавшийся в самой гуще событий, именуемых войнами диадохов, человек, поднявшийся от самых низов жизни к самым вершинам власти, человек, чья порядочность поражала даже врагов.

И смерть эта была бы печальна, если б не возмездие, вскоре постигшее тех, кто были причастны к ней.

Антигон не отличался сентиментальностью и любовью к предателям. Вскоре после смерти Эвмена были казнены изменившие ему генералы аргираспидов Тевтам и Антиген. Певкест был обласкан Антигоном, и что стало с ним неведомо, но после битвы при Габиене Певкест больше не упоминается историками, и мы вправе предположить, что он разделил судьбу своих собратьев по измене.

Не пошалил Антигон и аргираспидов. Они слишком любили свое имущество, чтобы полководец мог положиться на их преданность. Ни один из них не остался при Антигоне, ни один из них не увидел дол и холмов милой сердцу Македонии. Аргираспиды были разбиты на небольшие отряды и размешены по дальним гарнизонам, причем Антигон приказал ставить их в таких местах, где свирепствовали дикие номады или болезни. Спустя несколько лет корпус аргираспидов перестал существовать и даже память о нем исчезла. Исчезла б, если бы ее не сохранило славное имя Эвмена из Карии…

Антигон… Победитель, он правил Азией еще полтора десятка лет. Он прибрал к рукам полмира и желал получить недостающую половину. Но Селевк и Лизимах встали на пути Антигона. В битве при Ипсе слоны смяли войско правителя Азии. Войско уже бежало, но престарелый полководец отказывался спасаться бегством. До самого последнего мига он ждал появления своего сына, но тот слишком увлекся боем. Деметрий был горяч, но не обладал рассудительностью, что отличает по-настояшему великих полководцев. Рассудительностью, что была присуща Эвмену. И как знать, не вспомнил ли Антигон в тот миг, когда вражеский дротик пробил его грудь, про писца из Карии, какого так не хватило ему в этом бою.

Наверно, Канны — величайшая из битв древности — не по последствиям своим — они оказались едва ли заметны, не по итогу — хоть он впечатляет, а по тактическому совершенству. Трудно даже поверить, что Ганнибал, полководец вполне искушенный, но не великий покуда ни громкими победами, ни опытом, ни полководческим мастерством, мог задумать и претворить в жизнь подобный шедевр. Возможно, план на битву был куда проше, и лишь счастливые для карфагенян обстоятельства предопределили катастрофу, постигшую их врагов. Но, так или иначе, уже древние признали битву при Каннах шедевром полководческого искусства, а наследники славы древних приняли эту оценку…

Битва происходит 2 августа, и канун ее полон самых радужных для римлян надежд. После успешного диктаторства Фабия Максима римляне вручают власть консулам Луцию Эмилию Павлу и Гаю Теренцию Варрону, которым, казалось, удается захватить инициативу и припереть Ганнибала к Адриатическому морю. Для решающей битвы римляне собирают гигантское войско — не то 87, не то 92 тысячи. Бесспорно лишь, что римляне имели восемь сдвоенных легионов или восемьдесят тысяч пехотинцев с соответствующим количеством всадников. У Ганнибала — всего пятьдесят тысяч, но его конница примерно вдвое превосходит римскую. Потому главный расчет карфагенский полководец делает на кавалерию, римские консулы Варрон и Павел — на пехоту. Выстроенные в семьдесят рядов в глубину, римские легионеры должны всей массой своей продавить фалангу наемников и рассечь вражеское войско пополам…

И все поначалу складывается именно по замыслу римлян. Их конница отважно выдерживает натиск иберских, галльских и нумидийских всадников, а пехота теснит наемников, заставляя их прогнуть строй в полумесяц, в середину которого все глубже и глубже вклиниваются римские когорты. И римлянам не хватает совсем немного. Римские всадники обращаются в бегство прежде, чем пехотинцы прорывают неприятельский строй. Зайдя в спину римскому войску, карфагенские всадники обрушиваются на задние ряды, и в тот же самый миг, выдвинувшиеся из-за фаланги корпуса опытных наемников-ливийцев, наносят удар во фланги легионов, замыкая кольцо окружения…