Дэвид Ирвинг - Вирусный флигель

Острое конъюнктурное чутье и на этот раз не обмануло Риля, он сразу же смекнул, что урановый проект имеет особую важность. Он взял в собственные руки производство урана в «Ауэр гезельшафт» и не выпускал его до конца войны. Уже через считанные недели после получения заказа от военного министерства Риль сумел пустить под Ораниенбургом небольшую промышленную установку с месячной производительностью в одну тонну окиси урана. Получаемый на этой установке продукт был практически свободен от примесей редкоземельных элементов, но содержал недопустимое количество бора, который весьма сильно поглощает нейтроны. Наладить извлечение бора было непросто, и поэтому первую тонну окиси урана, очищенной в требуемой высочайшей степени, заказчики получили лишь в первые недели 1940 года. И несмотря на всю важность и срочность атомного проекта, в Далеме даже спустя два месяца после второго совещания не было ни грамма окиси урана, и ни физики, ни химики института не могли приступить к экспериментам.

А между тем нужный уран в Германии имелся. Разумеется, у Эзау. Ведь перед самой войной ему удалось перехватить чистую окись урана у министерства экономики. Но Эзау был вовсе не склонен делиться с кем-либо своими запасами. Он был из тех, кто не забывает обид, и не желал хоть в чем-то содействовать военному министерству, вырвавшему у него из-под носа то, что он считал принадлежащим ему по праву. Кроме того, он вовсе не отказался от мысли самому ведать делами атомного проекта.

Когда военное министерство забрало у него из Гёттингена лучшего химика-аналитика по урановым соединениям, Эзау счел это досадной случайностью. Но когда оно спешно отозвало членов «Атомного клуба» Эзау, гёттингенских физиков Йоса, Маннкопфа и Ханле — последнего среди ночи буквально вытащили из постели, — Эзау понял все. Он спешно телеграфировал Ханле, но тот не получил послания своего бывшего шефа — телеграмму перехватили военные. Не помогли Эзау и другие действия. И Гёттингенская исследовательская группа прекратила свое существование…

В середине ноября Эзау в последний раз обратился за помощью к своему шефу по министерству просвещения профессору Менцелю. Реакция Менцеля была весьма характерной: он не только не оказал Эзау поддержки, но накричал на него и не постеснялся даже обвинить своего ближайшего сотрудника в том, что идею атомных исследований он украл у Департамента армейского вооружения, где такие исследования ведутся «уже много лет». Обвинение совершенно абсурдное, ибо никакие исследования не были мыслимы до открытия расщепления урана. Но Менцеля это вряд ли смутило, демагогия в гитлеровской Германии была вернейшим и испытанным средством. Взбешенный Эзау не нашел ничего лучшего как написать Беккеру. Но как ни был он обозлен, он понимал, что в создавшихся условиях и у него есть лишь одно средство — демагогия, облаченная в ризы «высших германских интересов». В письме Беккеру он утверждал, что во имя этих высших интересов необходима координированная работа всех специалистов. Он утверждал, что инициатива в организации снабжения ураном, в проведении анализов принадлежит ему лично и что «грубое устранение» его от предпринятых исследований нанесло серьезный урон Физическому отделу Имперского исследовательского совета (директором Совета и был Менцель), поставило под удар авторитет Эзау как главы Физического отдела. Однако у Менцеля и Беккера, видимо, были свои расчеты. Письмо не помогло Эзау. Запасы урана были в конце концов у него изъяты и переданы в Институт кайзера Вильгельма.

В один из декабрьских дней в коридоре Лейпцигского института Багге повстречался с сияющим от радости Гейзенбергом. Не в силах скрыть свое торжество, Гейзенберг затащил Багге к себе в кабинет и похвастался, что ему только что удалось разрешить проблему стабилизации цепной реакции с медленными нейтронами. Крошащимся под рукой мелом Гейзенберг быстро выписал на доске несколько формул, говоривших обоим физикам очень многое. Цепная реакция могла стабилизироваться автоматически! Ибо при повышении температуры эффективное сечение ядер урана уменьшалось, а вследствие этого и скорость протекания цепной реакции должна была падать до тех пор, пока при некоторой температуре, определяемой конструктивными параметрами реактора, не наступала стабилизация. Расчеты показывали и другое отрадное обстоятельство: температура, при которой происходила стабилизация, оказывалась сравнительно невысокой, всего порядка сотен градусов, а не тысяч, как ожидалось. По всем имевшимся у него тогда данным, Гейзенберг полагал ее близкой к 800 градусам для сферического реактора диаметром 120 сантиметров, заполненного пастой из смеси двух тонн урана и тонны тяжелой воды с отражателем из тяжелой воды.

А 6 декабря в своем отчете военному министерству Гейзенберг указывал, что при послойном расположении урана и замедлителя, предложенном Хартеком, размеры реактора окажутся даже значительно меньшими. Другим замечательным свойством такого реактора была возможность снимать с него мощность в соответствии с потребностью. Эта возможность сохраняется до тех пор, пока не произойдет «выгорание» большей части топлива, или же до тех пор, пока не наступит отравление уранового топлива продуктами деления [12] Физики, работавшие в США, не представляли себе возможных масштабов отравления уранового топлива в больших реакторах, до тех пор пока в Ханфорде не вошли в строй гигантские реакторы для производства плутония. Они вышли из строя один за другим в течение нескольких дней вследствие образования ксено-на-135 при делении урана. Хотя изотоп ксенона содержался в реакторах в очень небольших концентрациях, он оказался неожиданно сильным поглотителем тепловых нейтронов. .

Последние абзацы отчета, написанного Гейзенбергом для военного министерства, показывают, как много смогли сделать немецкие ученые всего лишь за два месяца, прошедшие со дня начала работ.

Заключение . В свете современных данных процессы расщепления урана, открытые Ганом и Штрассманом, могут быть использованы для производства больших количеств энергии. Наиболее надежным путем создания реактора, способного производить большое количество энергии, является обогащение ураном-235. Чем выше степень обогащения, тем меньшим по размерам можно сделать реактор. Обогащение ураном-235 — единственная возможность создать реактор, объем которого будет заметно меньше одного кубического метра. Более того, обогащение — единственный метод изготовления взрывчатого вещества силой, на несколько порядков величины превышающей все до сих пор известные.

Однако что касается производства энергии, то в этом случае возможно применение обычного необогащенного урана при условии, что уран будет использоваться совместно с другим веществом, замедляющим, но не поглощающим нейтроны, испускаемые ураном. Вода непригодна для этой цели. Исходя из существующих данных можно полагать, что подходящими окажутся тяжелая вода и чрезвычайно чистый графит. Даже ничтожные примеси приведут к полной невозможности получения энергии.