Дэвид Ирвинг - Вирусный флигель

Упомянутое выступление Гейзенберга состоялось 6 мая 1943 года на конференции, организованной Германской академией воздухоплавания. Ученые с большим уважением относились к ней, но правительство едва мирилось с ее существованием. Так, всего лишь за месяц до конференции в стенах академии президент Физического общества Карл Рамзауэр резко критиковал правительство за неспособность руководить физическими исследованиями в условиях войны.

И не удивительно, что, когда Академия пригласила на конференцию ведущих ядерных физиков, чтобы те смогли обменяться информацией о новейших результатах, официальный глава ядерщиков Эзау всячески старался отказаться. А власти попытались воспрепятствовать конференции. Фельдмаршал Мильх созвал на тот же день аналогичную конференцию в Берлине. Разумеется, в подобных условиях трудно было ожидать, что на конференции в Академии воздухоплавания окажется много участников, особенно из числа важных лиц.

Как и на прошлых конференциях, Ган в своем докладе весьма общо говорил о расщеплении атома и роли атомной энергии в будущем. Профессор Клузиус дал обзор различных методов разделения изотопов урана. А Боте доложил об успехах в области конструирования циклотронов и бетатронов в Германии. Никто из них не упомянул об атомной взрывчатке.

Только Гейсенберг, как и раньше, уделил ей особое внимание. И на этой конференции его выступление носило популярный характер: он объяснял, какие процессы происходят при атомном взрыве; желая более наглядно показать, что произойдет, если удастся выделить «достаточно большое количество чистого урана-235», даже дополнил свое выступление демонстрацией диапозитивов. Он говорил, что взрыв произойдет за долю секунды. За это время расщепится основная масса урана и выделится гигантская энергия. В связи с этим Гейзенберг особенно подчеркнул чрезвычайную ценность опытов с ультрацентрифугами.

Конференция не оправдала надежд ее организаторов — почти никто из тех, от кого зависело дальнейшее содействие атомному проекту, не посетил ее.

Доктор Адольф Беумкер, президент Академии, подготовил совершенно секретное печатное издание трудов конференции для ознакомления отсутствовавших с ее материалами. Труды представляли собой брошюру в восемьдесят страниц, снабженную прекрасными фотографиями и диаграммами, в ней содержались самые новые сведения. Когда о брошюре узнали в Имперском исследовательском совете и в министерстве снабжения, началась паника. Дело дошло до Шпеера, и он приказал уничтожить весь тираж.

К весне 1943 года стало ясно, насколько бесплодной оказалась реорганизация Имперского исследовательского совета. Она ничем не способствовала исследованиям и разработкам военного характера. Надо сказать, что отношение большинства немецких ученых к войне вообще оставалось довольно противоречивым; многие к тому же избегали вступать в тесные отношения с нацистской партией, а их вклад в военные усилия Германии значительно уступал вкладу ученых в других странах. Быть физиком в нацистской Германии оказалось нелегко. И не только в силу плохой организации науки. Не менее важным являлось то, что в создании большинства новейших фундаментальных теорий видная роль принадлежала физикам-евреям, а потому эти теории считались в Германии «упадочническими». И не раз собирались конференции и совещания немецких физиков специально для того, чтобы найти хоть какую-то возможность пользоваться теориями Эйнштейна, очистив их от самого Эйнштейна. Со стороны это может показаться бредовым занятием, но ведь немецким физикам ничего иного не оставалось делать: они не могли разрабатывать вопросов ядерной физики, не прибегая к специальной теории относительности Эйнштейна. Но даже ее упоминание вызывало протесты со стороны нацистской партии.

Некоторые ученые, подобно Вайцзеккеру, сыну высокопоставленного дипломата, искали компромисса с партией, другие, подобно отважному Максу Лауэ, не страшились высказывать истинные свои мысли. Так случилось на одной из лекций, прочитанных Лауэ в Швеции. После нее Менцель резко напал на Лауэ за то, что тот не пожелал сделать в лекции оговорку, будто «немецкие физики решительно отмежевались от теории Эйнштейна». От Лауэ потребовали объяснений. Вайцзеккер советовал выдающемуся физику ответить, что теорию, значительно опередив Эйнштейна, создали арийцы Лоренц и Пуанкаре. Лауэ пренебрег двусмысленным советом. Он не стал оправдываться, а послал в научный журнал статью, в которой выразил все, что думал на самом деле. «Это и явится моим ответом», — писал он Вайцзеккеру.

Ученые жили в атмосфере страха и взаимного недоверия. Самым главным их стремлением было уберечь себя от возможных провокаций — ведь в каждом институте среди сотрудников находились тайные агенты и осведомители. Так, Хартека в начале 1943 года анонимно обвинили в саботаже. И ему пришлось потратить немало времени и нервов, чтобы выпутаться из интриги, затеянной за его спиной. Другой случай, когда особенно ярко проявился страх, владевший даже крупнейшими учеными, связан с трагической судьбой родителей известного голландского физика Гоудсмита, еврея по национальности. Гоудсмиту принадлежит честь открытия магнитных свойств электрона. До прихода нацистов к власти между ним и немецкими физиками существовали самые дружественные отношения. Даже когда Гоудсмит уехал в Америку, эти отношения оставались хорошими. Например, во время поездки в 1939 году Гейзенберг гостил у Гоудсмита. И вот теперь родителей Гоудсмита заключили в концлагерь и им грозила страшная участь. Друзья Гоудсмитов решили обратиться за помощью к немецким физикам. Но чем мог облегчить судьбу стариков Гейзенберг? Правда, между семействами Гейзенбергов и Гиммлера существовала давняя дружба, однако Гейзенберг не посмел воспользоваться ею для спасения стариков. Ничем не мог помочь и Лауэ. Он, правда, ответил голландским друзьям Гоудсмитов, но почему-то забыл подписаться под собственным письмом. Ответил после долгих раздумий и Гейзенберг. Он особенно подчеркивал дружественные чувства Гоудсмита к Германии и добавлял, что будет крайне огорчен, если «по неизвестным причинам» родителям Гоудсмита придется испытать неудобства. Письмо Гейзенберга запоздало. За пять дней до того, как он все-таки решился его отправить, слепая мать Гоудсмита и его отец уже перестали испытывать какие-либо неудобства — они были уничтожены. День смерти отца оказался и днем его рождения, в тот день ему исполнялось семьдесят лет.

Но даже и те ученые, которые с охотой служили партии, часто не могли скрыть истинного отношения к положению немецкой науки. Многие, в том числе профессор Вернер Озенберг, работавший в исследовательской организации военно-морских сил, не раз сообщали Герингу о «слабом руководстве Менцеля», о «хаосе и неразберихе», царящих в университетах.