Дэвид Ирвинг - Вирусный флигель

Премьер поручил Черуэллу связаться и с руководством Интеллидженс сервис. Совещание он назначил на той же неделе.

Черуэлл пригласил к себе Перрина и доктора Джонса, начальника отдела научной разведки в военно-воздушных силах. С Перрином пришел и его начальник Уоллес Аккерс. Черуэлл передал им пожелание Черчилля о необходимости установить, не приступили ли немцы к строительству большого завода для немецких ядерщиков. Перрин на основании разведывательных отчетов отвергал возможность строительства такого завода. А Джонса задание Черуэлла сильно встревожило. Как раз эти смутные и неопределенные слухи о «секретном оружии», не раз упоминавшиеся в прежних донесениях из Германии, внезапно обрели конкретное содержание — сведения о ракетах «Фау».

Вечером 13 апреля в резиденции премьер-министра на Даунинг-стрит 10 состоялось совещание. По всей вероятности, Черчиллю доложили о том, какие новые задачи поручены разведке.

Непосвященному может показаться странным, что одно и то же задание получили одновременно две разведывательные службы: офицеры из «Тьюб эллойз», связанные с командэром Уэлшем, и работники отдела научной разведки, возглавляемого Джонсом. По поводу их сотрудничества один из офицеров разведки сострил: «Джонс и Уэлш никогда не разлюбят друг друга».

И действительно, отношения между ними с самого начала сложились очень плохо. Джонс был квалифицированный специалист и уже десять лет занимался научной разведкой, знания Уэлша оставляли желать много лучшего. Зато он был «необыкновенно хитер и ловок» и одержал верх над отделом научной разведки лишь благодаря особо важной роли Норвегии в получении сведений о немецких атомных исследованиях. Именно через Скандинавию, являвшуюся разведывательным уделом Уэлша, регулярно поступала информация о немецких работах. Так, Лейф Тронстад поддерживал непрерывную связь с жившим в Осло ядерщиком профессором Вергеландом и с проживавшим в Стокгольме «юным другом» норвежцем Холе. К Вергеланду поступали особо ценные сведения. Они шли прямо из Германии, в частности от редактора «Натурвиссеншафтен» доктора Пауля Розбауда. Именно ему союзники обязаны своей осведомленностью обо всех ведущих немецких ученых, с которыми Розбауд до конца войны сохранил дружеские отношения.

Разумеется, Джонс не располагал источниками столь важной информации, и это сказалось на его положении. К тому же в ближайшие месяцы Перрину пришлось с головой погрузиться в дела, связанные с работами американцев. Он поневоле все чаще и чаще имел дело с американскими разведчиками, делавшими то же, что и Джонс. Это еще больше нервировало Джонса, его и без того плохие отношения с Уэлшем переросли в открытую войну.

Можно не без оснований полагать, что Перрин и Уэлш с целью повысить настороженность британских властей несколько переоценивали шансы немецких атомщиков в деле создания бомбы. Что же касается их американских коллег, то в ту пору они в первую очередь думали не о бомбе, а о другой серьезной опасности; ведь даже не преуспев в создании бомбы, немцы, запустив реакторы, могли бы производить очень много радиоактивных веществ и применять их подобно химическим отравляющим веществам. В конце весны 1943 года такая перспектива весьма тревожила генерала Гровса, и он обратился к председателю Национального совета оборонных исследований доктору Джемсу Конэнту с просьбой провести специальное изучение указанного вопроса. Конэнт ответил 1 июля:

Возможность получения значительных количеств радиоактивных веществ с периодами полураспада порядка двенадцати дней в настоящее время представляется весьма вероятной.

Конэнт полагал реальным, что в 1944 году Германия, используя тяжелую воду, окажется в состоянии еженедельно вырабатывать радиоактивные вещества в количестве, эквивалентном миллиону граммов радия! И если такое количество рассеять на площади в две квадратные мили, потребуется тотальная эвакуация из пораженной зоны, а часть населения окажется полностью выведенной из строя. Конэнт считал вполне осуществимым для немцев создать в большом городе, например в Лондоне, зону от половины до нескольких квадратных миль, зараженную радиоактивными веществами в такой концентрации, чтобы «оказалась необходимой эвакуация населения». Единственным утешительным для Гровса был вывод, что «если Германия предпримет радиоактивное нападение, оно вернее всего окажется направленным на Великобританию, а не на Соединенные Штаты».

Но англичанам подобный вывод не мог принести облегчения. Через месяц после выхода отчета Конэнта сэр Джон Андерсон беседовал с ним в Вашингтоне. Они встретились в Космическом клубе. Андерсон сказал, что Великобритания вследствие ее особой уязвимости жизненно заинтересована в атомных исследованиях. Затем он сообщил Конэнту о тяжелой воде. По всем сведениям из Норвегии было ясно, что немцы все еще не сумели найти наиболее эффективного способа ее получения; англичане же считали наиболее пригодными следующие три: фракционная дистилляция обыкновенной воды; процесс каталитического обмена с использованием электролитического водорода и фракционная дистилляция жидкого водорода.

Первый способ (в Германии его разрабатывал Хартек), вероятно, мог оказаться наилучшим, но требовал громоздкого оборудования (по той же причине его забраковал и Хартек). Второй способ (тот, что использовался немцами в Веморке) был англичанам хорошо известен. Третий (в Германии им занимался Клузиус) был изучен менее остальных и мог таить в себе непредвиденные осложнения. Англичан, открывших путь к пятикратному повышению производства тяжелой воды, очень беспокоило, не удалось ли и немцам достигнуть того же.

Угроза радиоактивного нападения сильно встревожила англичан. Возможные последствия такого нападения изучались и в Совете медицинских исследований. Один из его старших сотрудников посвятил этой теме целую работу, в которой особое внимание уделил генетическим последствиям. Он пришел к выводу, что частота мутаций у людей, подвергшихся радиоактивному воздействию, будет зависеть от суммарной дозы облучения, даже если между отдельными случаями облучения проходит длительное время. А отдаленные последствия могли бы привести к ухудшению физического состояния всего народа уже во втором и третьем поколениях. Как указывает официальный историк [35] Маргарита Гоуинг. «Британская атомная энергия 1939—1945», стр. 38. , среди документов, посвященных атомной энергии, эта работа единственная учитывала генетические эффекты и была связана с рассмотрением возможностей радиоактивного нападения, а не атомной бомбардировки.

Однако и в Германии генетическим последствиям уделялось внимание и даже были проведены исследования воздействия нейтронной и другой проникающей радиации. С 1943 года вплоть до конца войны и военное министерство, и полномочный представитель по ядерной физике заключили несколько контрактов на изучение этого вопроса. Исследования в основном проводил Отдел генетики Института кайзера Вильгельма в Берлин-Бухе. Среди немецких документов имеется письмо из Биофизического института, написанное Раевским в 1944 году. В нем он сообщает полномочному представителю, что его группа в числе прочих выполняет работу по изучению «биологического воздействия корпускулярного излучения, включая нейтронное, с точки зрения его использования в качестве оружия». Не исключено, конечно, что работа проводилась лишь на случай, если союзники применят подобное оружие.