Дэвид Ирвинг - Вирусный флигель

Ученые провели несколько опытов такого рода ж каждый раз проверяли обнаруживаемые следы серебра на радиоактивность. Все результаты оказались отрицательными. Ныне неудачу можно объяснить слишком малым количеством использовавшихся в опыте веществ.

Имеются сведения об аналогичных опытах, проведенных моряками в Дэниш-Ниенхофе, под Килем. Моряки даже привлекали к ним Хакселя, который консультировал их о методах обнаружения нейтронов. Однако сам Хаксель не рекомендовал адмиралтейству продолжать опыты.

Авторы экспериментов признавали низкую достоверность принятых методов измерений и не считали полученные результаты исчерпывающими. Тем не менее вряд ли стоило ожидать от этих опытов положительных результатов. А потому их в Германии больше не повторяли. Убедившись в тщетности своих попыток осуществить термоядерную реакцию в тяжелом водороде, немецкие ученые совсем перестали понимать ученых Англии и Америки, которые прилагали столько старания, чтобы не допустить производства тяжелой воды в Германии. Немецкие физики так и не смогли понять, почему их стремление получить тяжелую воду вызывало такое противодействие. Если из тяжелой воды нельзя сделать атомную бомбу, то что же в ней страшного?

У профессора Герлаха действительно имелись немалые личные достоинства, но к их числу никак нельзя отнести особую энергичность и инициативность. Те, кому приходилось встречаться с ним, когда он уже занял новый пост, сохранили в памяти образ крупного ученого, добровольно заточившего себя среди бесчисленных бумаг: отчетов, статей и документов, которые он тщательно и методически изучал, никогда, впрочем, не имея возможности вникнуть в них до конца.

Не успел Герлах толком войти в круг новых дел и обязанностей, как уже получил из Имперского исследовательского совета требование выслать в аппарат Геринга очередной двухмесячный отчет о работе. В своем мюнхенском институте, заставленном почти сплошь горшками с цветами, Герлах попросту игнорировал эту трудоемкую и довольно бесполезную обязанность. Он не ответил на запрос. И так как все сошло ему с рук, он и в дальнейшем поступал подобным образом. В сохранившихся документах имеются лишь два ответа, подготовленных Герлахом. На одном из них дата «март 1944 года» исправлена рукой Герлаха на «май 1944 года», а другой представляет собой написанный карандашом черновик, который никогда даже не был перепечатан и пролежал у Герлаха до последних дней войны, а затем вместе с его автором попал в руки союзников. Надо сказать, у Герлаха застревали и документы, имевшие важное значение, — отчеты о научных исследованиях. Последнее, правда, происходило не в силу нерадивости нового полномочного представителя, скорее наоборот — руководя одновременно и атомным проектом, и всеми прочими физическими исследованиями в Германии, он попросту не успевал справиться со всем [37] Принято считать, что объем научных материалов характеризует уровень и объем научно-исследовательской деятельности. В своей речи об отставании немецкой физики, произнесенной в апреле 1943 года, Карл Рамзауэр блестяще воспользовался этим показателем. Анализ немецких документов по атомной энергии, перечень которых имеется в Ок-Ридже, позволяет установить следующие количества отчетов о научных исследованиях в области атомной энергии: 1939 год 4 1943 год 51 1940 год 54 1944 год 55 1941 год 61 1945 год 17 1942 год 84 Таким образом, наиболее плодотворным для немецких атомщиков явился 1942 год. В этом же году было произведено максимальное количество урана и тяжелой воды. Влияние Герлаха на ход работ в 1944 и 1945 годах оказалось весьма умеренным, поскольку многие датированные 1944 годом отчеты явились результатом работ, выполненных в 1943 году. .

Дневник, который в ту пору вел Герлах, отражает всю напряженность первых недель его работы на новом посту. Из записей видно, как он метался в персональном салон-вагоне между Мюнхеном и полуразбомбленным Берлином, в какой спешке проводил совещания с Эзау, Менцелем, Шуманом, Хартеком, выезжал в Лейну вместе с Бютефишем и заносил записи и пометки, например: «Дибнер — тяжелая вода». Но как бы ни был занят Герлах, в его записях регулярно упоминается Розбауд, правда, вовсе не в связи с делами. Герлах по два-три раза в неделю встречается с ним за вторым завтраком и обсуждает проблемы, возникающие, в немецком атомном проекте. «Он считал меня своим личным другом», — говорил впоследствии Розбауд американцам.

В феврале Герлах посетил гигантские заводы «ИГ Фарбениндустри» в Лейне, где предполагали построить мощный завод тяжелой воды. Во время поездки погода была отвратительной и Герлах захворал. Однако он крепился, хотя, оставаясь в пронизанном воем сирен и бомб Берлине, он почти не мог спать, да и в своей мюнхенской квартире, где взрывом выбило окна и не действовало отопление, а цветы погибли, ему было не лучше.

Все это видно из его дневника: и условия, и обстоятельства, в которых ему пришлось жить и действовать, и люди, с которыми ему пришлось теперь иметь дело. Так, все чаще и чаще на страницах дневника упоминаются фамилии Фишера и Шпенглера, двух эсэсовских аппаратчиков, приставленных к немецкой науке.

Однажды ночью, когда Герлах оставался в своем кабинете в здании Харнака — здесь теперь был его основной опорный пункт — раздался телефонный звонок. Герлаху приказывали не ложиться спать и дожидаться приезда нескольких эсэсовцев. В середине ночи к Герлаху пожаловал эсэсовский генерал. Прежде всего он поинтересовался, считает ли Герлах профессора Бора опасной личностью и знает ли он его в лицо.

— Мне несколько раз пришлось встречаться с Бором, — ответил Герлах.

— Бора необходимо ликвидировать, — сказал генерал.

— Но для этого надо знать, где находится Бор, — осторожно возразил Герлах. — Разве он все еще в Стокгольме? И разве убийство этого всемирно известного Человека не нанесет ущерба Германии в глазах мирового общественного мнения?

Генерал нахмурился и нетерпеливо перебил Герлаха: Вы все еще верите, что человеческая жизнь чего-то стоит. Вскоре вы убедитесь в обратном.

— Думаю, вам трудно будет добраться до Бора, ведь он, по всей вероятности, в Лондоне, — ответил Герлах.

— В Лондоне?! — генерал просиял. — Прима!

И действительно, в Лондоне эсэсовцы располагали верными людьми, а убить Бора во вражеской стране было даже проще, чем в нейтральной, так как тогда не возникло бы никаких дипломатических осложнений.

Эсэсовцы еще несколько раз навещали Герлаха и обсуждали с ним дальнейшие подробности плана. Все же Герлах, воспользовавшись своими связями с представителями СС в министерстве иностранных дел, сумел отвратить репрессии от ближайших сотрудников Бора, оставшихся в Копенгагене. А сам Бор был уже вне досягаемости эсэсовских горилл. Под именем мистера Николаса Бейкера он жил в Америке, в Лос-Аламосе, где создавали атомную бомбу.