Дэвид Ирвинг - Вирусный флигель

В ночь на 15 февраля, как записал в своем дневнике Герлах, случился «катастрофический налет». В ту ночь прямо в Химический институт, где Ган и его сотрудники проводили широкие исследования продуктов расщепления урана, угодила большая бомба. Правда, драгоценный генератор Ван де Граафа уцелел, но институт уже не мог продолжать работу в Берлине, Его пришлось эвакуировать в Тайльфинген, находившийся примерно в десяти милях к югу от Хейсингена. Однако здание Физического института благополучно пережило самую страшную волну английских бомбардировок и стояло невредимым. Тем не менее было решено эвакуировать из него еще оставшуюся часть.

В дневнике Багге под датой 20 февраля записано: «Решение эвакуироваться в Хейсинген до некоторой степени преждевременно». Но ему самому недолго оставалось пробыть в Берлине. Ровно столько, сколько понадобилось, чтобы стать очевидцем гибели только что законченного нового образца его изотопного шлюза. Это случилось в самые последние дни марта, когда в завод «Бамаг-Мегуин» опять попали бомбы. 1 апреля Багге вынес вещи из своей берлинской квартиры, погрузил их в мебельный фургон и отправил свою молоденькую жену в Нойштадт. Две недели спустя он и сам очутился неподалеку от Франкфурта, в Бутцбахе, где снова (в который раз!) занялся изготовлением изотопного шлюза.

А разрушения в Берлине все ширились и некоторые казались столь ужасными, что у немецких физиков возникли опасения, не применяют ли англичане каких-то особых бомб, в которых хотя бы частично развивается термоядерная реакция. Как помнит читатель, они сами, хотя и безуспешно, экспериментировали в этой области. Однако Герлах и Боте не считали полученные результаты окончательными; быть может, рассуждали они, союзники сумели сделать то, чего не удалось немецким физикам. На эту мысль их наталкивали размеры некоторых бомбовых воронок в Берлин-Далеме, которые значительно превышали все, что им доводилось видеть раньше; не менее сильным бывало и действие взрывной волны — одной бомбы оказывалось достаточно, чтобы в целом квартале сорвать с домов крыши.

Уж не потому ли действие оказывалось столь сильным, что в бомбы дополнительно закладывали небольшой термоядерный заряд? В таком случае в воронках должна была бы обнаруживаться радиоактивность. Были и другие данные, которые немецкие ученые истолковывали в этом же смысле. В конце мая Герлах писал Герингу:

Поступающие из Америки сведения о предполагаемом массовом производстве тяжелого парафина и его использовании для изготовления взрывчатых веществ, а также тот особый интерес, который проявился в разрушении норвежского завода тяжелой воды, показывают значение, придаваемое американцами тяжелой воде, и тем самым — необходимость уделить в Германии особое внимание применению ядерных реакций во взрывчатых веществах.

Герлах также просил Департамент армейского вооружения проверить на радиоактивность бомбовые воронки и посмотреть, нет ли в неразорвавшихся бомбах тяжелой воды или веществ, содержащих тяжелый водород. В бюро Дибнера подготовили несколько счетчиков Гейгера — Мюллера, и Герлах лично наблюдал за техниками, когда в Далеме они обследовали на радиоактивность бомбовые воронки. Результаты, разумеется, оказались отрицательными; на их основании было дано заключение об отсутствии каких-либо доказательств о сбрасывании на Берлин термоядерных бомб [40] Читателям, отнесшимся с недоверием к рассказанному, кратко сообщу об американском отчете от сентября 1945 года, составленном на основании допроса полковника Фридриха Гейста, руководителя технических исследований по линии министерства снабжения. Касаясь сведений об атомных исследованиях, Гейст писал: «Насколько я помню, мне не приходилось получать разведывательных данных о том, что союзники близки к завершению разработки атомной бомбы. Тем не менее я одобрил предложение о проверке на радиоактивность бомбовых воронок сразу после очередного налета. Однако мне неизвестно последующее. Никаких результатов об обнаружении радиоактивности мне не докладывали. Мы не исключали целиком и полностью возможности, что союзникам удалось найти некоторые способы утилизации частичного процесса ядерного синтеза. Не исключено, что чииы, имевшие непосредственное отношение (т. е. министериаль-директор Шуман или же профессор Герлах) получали те разведывательные данные о разработках союзников, которые не поступали ко мне». .

Впоследствии профессор Боте утверждал, что он неизменно считался с такой возможностью. Кстати, уже после войны Герлаху довелось слышать от англичан и американцев, что и они высказывали подобные опасения относительно немецких бомб, но вскоре убедились в их безосновательности.

Внимание союзников к немецкому производству тяжелой воды диктовалось совершенно иными соображениями, чем предполагал Герлах. Вскоре после вступления в должность новому полномочному Представителю пришлось признать, что в Германии «положение с тяжелой водой сделалось критическим». С прекращением производства тяжелой воды в Норвегии все планы обеспечения ею рухнули. Как докладывал Герлах Имперскому исследовательскому совету и Герингу, «норвежский завод и основные источники производства исходного продукта все еще не восстановлены. И на возобновление производства в Норвегии нет никаких надежд». К тому же пришлось расторгнуть контракт с «ИГ Фарбениндустри» на строительство завода высокой концентрации — завод все равно не принес бы никакой пользы, поскольку снабжать его необходимым количеством исходного продукта — низкоконцентрированной тяжелой воды — было уже неоткуда. Электролизный завод итальянской фирмы «Монтекатини» в Мерано и немецкие заводы в общей сложности способны были обеспечивать производство всего лишь нескольких сот килограммов тяжелой воды в год, а этого было явно недостаточно.

В отличие от Герлаха Хартек более оптимистично расценивал общее положение. Он утверждал, что его еще можно исправить, и продолжал добиваться своего. В середине апреля 1944 года он заново пересмотрел четыре возможных способа производства низкоконцентрированной тяжелой воды:

1) предложенный им самим простой процесс дистилляции воды при низком давлении;

2) процесс перегонки жидкого водорода Клузиуса — Линде;

3) процесс двойного температурного обмена Хартека — Суэсса;

4) принципиально новый процесс двойного температурного обмена с применением сероводорода, предложенный доктором Гейбом.

По мнению Хартека, за основу следовало взять второй и третий процессы и немедленно приступить к созданию мощного завода. Эти процессы можно было бы использовать либо совместно, либо один только третий, поскольку для второго требовалось много электроэнергии и очень чистый исходный водород.