Михаил Старицкий - Молодость Мазепы

— Но скажи же мне, Марианна, вот отец твой говорил, что Бруховецкий ищет и тебя: как же ты не боишься удаляться так далеко, как вот в тот раз, от замка?

— Потребы вызывают меня.

— Все это так, но если в замке ему трудно добыть вас, то в лесу или в поле это не составит большого труда.

— Мы остались здесь, на левом берегу, не для того, чтоб только уберечь свою жизнь в этом неприступном замке, — ответила гордо девушка, — а для того, чтобы спасать жизнь отчизны.

— Одначе, — возразил Мазепа, — если искушать так фортуну, то отчизна может остаться без верных детей.

— А если каждый из нас станет думать об этом, то она останется навеки со связанными руками. Вспомни, казаче, ты сам мне говорил подобные слова вчера, когда я уговаривала тебя не ехать к Бруховецкому, — улыбнулась девушка.

— Так, Марианна, но ведь для этого есть казаки, закаленные в битвах, а девушка…

— Разве мать должна быть сынам дороже, чем дочерям? — перебила его Марианна, устремляя на него вспыхнувший взгляд. — Когда душегуб наступает на горло матери, тогда и дочери вместе с сынами бросаются на защиту ее. Украинки всем доказали это и в Буше, и в Трилисах [27] В Буше и в Трилисах остались во время восстания Хмельницкого одни женщины и, упорно защищаясь, погибли все, но не сдались полякам. .

— Ты права, Марианна, — согласился Мазепа, — но вот ты говоришь о матери, а твоя мать…

— У меня ее нет! Она погибла с другим жиноцтвом в Трилисах, но если бы она и была жива, она бы не остановила меня никогда, как не остановила 6 и я ни своих сынов, ни своих дочерей!

Каждое слово девушки увлекало Мазепу все больше и больше. Он видел много мужественных и отважных женщин, его собственная мать своим мужеством превосходила многих, но подобной Марианне он не встречал никогда. И невольно, не замечая того, поддавался он обаянию всего ее страстного и гордого существа.

А Марианна продолжала между тем:

— Да, не остановила б и своего единого сына, если бы жизнь его нужна была для блага отчизны. Вот вчера, пока я еще не знала, зачем ты хочешь ехать к Бруховецкому, я сказала тебе — не езди, а теперь говорю — поезжай! Говорю — поезжай, хотя и знаю, что там ты можешь погибнуть. Только об одном я хотела просить тебя: обещай мне, что на обратном пути ты заедешь к нам.

Мазепа смешался; ему вспомнилось обещанье, данное Дорошенко, затем Галина, но Марианна не дала ему ответить.

— Я знаю, что ты будешь торопиться в Чигирин, но если сам не сможешь, тогда пришли гонца, чтоб дал нам знать, что ты вернулся благополучно… потому что… если с тобой случится в Гадяче «прыгода»…

— Если случится «прыгода»? — переспросил Мазепа.

— Я подумаю о твоем спасении.

— Ты? — вскрикнул Мазепа. — Ты, Марианна, когда знаешь, что Бруховецкий сам ищет тебя?

— Что ж, — ответила спокойно девушка, — я буду не одна.

— Прошу тебя… — попробовал было возразить Мазепа.

Но Марианна остановила его.

— Оставь! Не говори! — произнесла она строго, — ты спас мне жизнь, но дело еще не в том, а в том, что ты должен жить. Да, должен, — повторила она настойчиво, — потому что после гетмана Дорошенко никто, кроме тебя, не достоин быть гетманом на Украине.

— Что ты говоришь, Марианна! — вскрикнул Мазепа, вспыхнувши невольно от неожиданных слов девушки.

— То говорю, что думаю, — отвечала твердо Марианна. — Я видела многих лыцарей, есть у нас такие, которые, быть может, и превосходят тебя и в отваге, и в воинском искусстве, но другой такой головы, как у тебя, — я не встречала ни у кого. Тогда еще в лесу ты показался мне не таким, как все остальные, но я думала тогда, что ты польский пан, теперь же, когда я знаю, что ты наш, — ты стал дорог мне.

Мазепа смешался: никогда еще в жизни он не слыхал таких слов. Он — гетман… он дорог ей… Он решительно не знал, как отнестись к этим словам, — как к шутке? Но нет, девушка говорила совершенно серьезно… оспаривать, благодарить за лестное мнение? Но нет, он чувствовал, что все это было бы уместно в каком-нибудь варшавском салоне, но здесь это было бы и глупо, и смешно; он стоял взволнованный, смущенный. «Прежде я думала, что ты польский пан, теперь же, когда я знаю, что ты наш, ты стал мне дорог», — повторил он про себя слова Марианны, и вдруг в его сердце закипела обида: кто же это смел говорить Марианне, что он польский пан, кто это выдумал нарочито, чтоб отвлечь от него внимание девушки?

— Марианна! — произнес он вслух. — Отчего ты могла подумать, что я польский пан? Вчера ты нечаянно обмолвилась и сказала, что тебе сказали это? Скажи, кто был тот напастник мой?

Брови Марианны нахмурились.

— Зачем тебе знать это? — произнесла она сурово, — я сама так подумала, — и, круто оборвав свою речь, она прибавила, одначе, пойдем, сниданок уже на столе.

Мазепа последовал за нею.

Они молча дошли до дому и, пройдя через большую светлицу, прошли в трапезный покой. Полковник был уже там, но не один, вместе с полковником сидел еще высокий, белокурый казак в дорогой одежде, в котором Мазепа сейчас же узнал красивого спутника Марианны; казак, видимо, тоже узнал его сразу. Он поднялся с приветливой улыбкой навстречу гостю, но в пристальном взгляде, брошенном им на него, а потом на Марианну, Мазепа уловил что-то неприязненное, подозрительное.

— Га, уже поднялся, — приветствовал Мазепу полковник, — где ж это ты водила его, доню?

— Показывала ему наше замчище.

— Ну, гаразд. А вот тебе, Мазепа, и атаман моей надворной кампании — Андрий Нечуй-Витер; видишь ли, Нечуй-Витром его потому на Запорожьи прозвали, что быстрее его никто справиться не может, вот и сегодня вернулся рано, а за ночь успел много добрых новостей собрать.

— Мы уже имели счастливый случай видеться с паном атаманом, — произнес Мазепа, с вежливой улыбкой кланяясь казаку.

— Да, когда пан ротмистр нанес такой знаменитый удар кабану и тем спас нашу Марианну, — отвечал Андрей.

Слово «нашу» обратило на себя внимание Мазепы. «Почему он назвал Марианну «нашей»?», — мелькнула у него в голове досадная мысль, но остановиться над нею он не имел времени, так как его прервало громкое восклицание полковника.

— Так садитесь же, панове товарыство, да вот послушайте, что с собою атаман наш привез!

Все уселись за стол. День был постный, а потому и все кушанья на столе состояли из постных блюд, но это не мешало им быть чрезвычайно вкусными.

Во время «сниданка» полковник передал Мазепе все новости, привезенные Нечуй-Витром, а именно, что к Дорошенко присоединялось еще несколько сел и местечек, — он перечислил их Мазепе, — что поговаривают о передаче Дорошенко и Киевского полка, и что калмыки, которые состояли на службе у Бруховецкого, узнавши о мире с Польшей, ушли к себе.