Борис Солоневич - Заговор красного бонапарта

В конце концов, он и сам был рад радости молодежи. Но, сделав раздосадованный вид, проворчал:

— Да, конечно… Дайте мне вашу тренировку, я вас в чистом виде обставлю.

— Возможно, что последний патрон бракованный попался, — великодушно заметил снайпер. — Это частенько бывает,

— Вероятно… Но, впрочем, как же я могу нашу прекрасную королеву обставить? Это было бы совсем даже не по-рыцарски.

Таня, с каким-то внезапно вспыхнувшим подозрением, поглядела на смеющееся лицо рабочего, но взгляд того был ясным и непроницаемым.

— А где ваш четвертый мушкетер? — переменил он тему разговора. — Я думал — вы всегда вчетвером.

— Д'Артаньяшка-то? — переспросил Ведмедик, переминавшийся с ноги на ногу и горевший желанием поскорее посмотреть мишень своего соперника. — Да он что-то в театре малюет. Занят больно — не подступись!

Пенза и Таня продолжали лежать на войлоке — до команды отбой вставать с линии огня запрещалось — и оживленно обменивались замечаниями об их маленьком стрелковом матче. Внезапно Ведмедик, топтавшийся сзади, обернулся к Полмарксу и нечаянно наступил своим подкованным военным башмаком на ногу лежавшей Тани. Та вскрикнула.

— Ах, Танюшенька, прости за ради Бога! — испуганно воскликнул снайпер и его розовое юношеское лицо даже побледнело. — Ей же Богу, нечаянно!

— Нечаянно, — сердито заметил Пенза, глядя на капли крови, выступившие на ноге, покрытой ссадинами. — Право, вы даже не медведик, а просто слон.

— Вот чортова шляпа, мать твою, — с неожиданной яростью воскликнул Полмаркса, наклоняясь над раненой девушкой. — Ты даже не слон, а хуже… Или, марксически говоря, если, тезис — человек, антитезис — обезьяна, то синтез — как раз ты… Дубина!

Глаза Тани были полны слез. Нога ее покрылась кровью. Видимо, тяжелый ботинок повредил также и сухожилия ступни.

— Очень больно? — заботливо спросил Пенза, помогая девушке подняться после звука трубы.

— Не-е-ет, — слабо ответила она, улыбаясь через силу. И, увидя испуганное лицо Ведмедика, добавила: —Ничего…

Провинившийся снайпер мигом слетал в аптеку тира, и рабочий с ловкостью старого солдата перевязал пораненную ногу. Завязывая концы бинта, он лукаво усмехнулся, взглянув на сморщенное от боли лицо девушки, сделавшееся совсем детским, и ласково погладил ее по ноге.

— Ничего, Танюша. До свадьбы заживет. Надо бы подуть на «ваву» и поцеловать — это детишкам очень помогает. Но вы ведь взрослая снайпериха.

Потом неожиданно он поднял девушку своими сильными руками и поставил ее на землю. У Тани даже дух захватило от нового ощущения полета в мужских руках. Раскрасневшись от смущения, она, опустив голову, поправила свои значки «Ворошиловского стрелка» и ТТО [22] «Ворошиловский стрелок» — сдавший стрелковые нормы на 50 метров из мелкокалиберной и на 300 метров из боевой винтовки. Значок «Готов к труду и обороне» дается за сдачу испытаний по физической подготовленности и отчасти по политзнаниям. и невнятно поблагодарила Пензу за помощь.

Через несколько минут все они группой выходили из тира. Таня приняла предложенную ей руку Пензы, а уже забывший о своей провинности, Ведмедик с азартом рассказывал рабочему, что, по имеющимся сведениям, в СССР скоро появятся новые автоматические винтовки.

— Вот тогда постреляем! — с восторгом воскликнул он. — Это ведь сплошная конфетка, а не винтовка! Какая она там будет — никто пока толком не знает, но мы, снайперы, уже. кое-что пронюхали. Только вы, Миша, смотрите — никому ни гу-гу!

— Почему так?

— Да ведь это до поры до времени строгий государственный секрет, — отозвался Ведмедик. Его, еще пухлые, губы были серьезны и полны важности.

— Неужели? — невинным тоном отозвался Пенза. — А я и не знал! Но не беспокойтесь, Ведмедик, ей Богу, никому не скажу. Могила… Но почему, собственно, вы в таком восторге? Разве наша теперешняя винтовка так уж плоха?

— Нет, не то, что плоха, — пожалуй, лучше других иностранных, но ведь какая разница? Небо и земля. Вот, вы были на фронте, вам должно быть понятно. Лежу я, скажем, в каком-нибудь хорошем укрытии, может быть, даже за этаким стальным щитком. Закамуфлирован, как… ну, как воробей на навозе. Партизан, одно слово! И вот в руках у меня такой вот автомат с телескопом. Мои глаза, слава Богу, и так словно бинокли, а тут шестикратный телескоп — на тысячу метров воробья вижу. И что бы впереди ни пошевелилось, ни появилось, хотя бы мышь — сейчас же ее на крестик паутинок телескопа. Раз — и аминь. Пишите домой письма… Да ведь я с таким винтом на 800 метров любую голову продырявлю. И ведь рук от него отрывать не нужно — только нажимай. 15 пуль — это верных 15 смертей… И скорость-то какая!

— Но ведь пулемет скорость еще большую дает?

— Ну, что пулемет, — презрительно скривились молодые губы. — Пулемет — громоздкая машина. Ее не упрячешь. Тяжесть, два человека, патронные коробки и все такое. Только вслепую все свинцом заливать. Грубая работа для плохо стреляющих дураков. А от отдельного винта-автомата никому нигде спасу нет. Против нескольких хороших снайперов всякая атака — гиблое дело.

В голосе Ведмедика был непритворный восторг.

— Ну, а в кого стрелять, Ведмедик — вам все равно? — не без лукавства спросил Пенза.

Простодушное лицо юноши выразило удивление.

— Как это «в кого»? Во врагов нашей Родины. Очень даже просто.

— Ну, а кто враги Родины?

Ведмедик удивился еще больше.

— Ну и вопросы вы задаете, Миша… Несообразно даже. Враги те, кто на нас нападает.

— Вот и сел в калошу, — вмешался молчаливый Полмаркса, мрачно шагавший позади. — Враги те, что не только на нас нападают, но и те, кто внутри строительству нашему мешают. Вредители всякие, диверсанты, фашисты, социалпредатели…

— Иди ты к дьяволу! — зло огрызнулся Ведмедик. — И вечно у тебя партийная точка зрения. Я, брат, не милицейский и не чекист. Я — простой русский солдат…

— «А мы — простые русские ребята И любим Родину свою», — пропела Таня

— Вот именно, — обрадовался поддержке Ведмедик. — Именно простые русские ребята. И по своим русским я не стрелок.

— Ну, вот и видать, что ты политически совсем не подкован. Классовая борьба вовсе, брат, не кончилась.

— Как же так? — лукаво спросил с самым невинным видом Пенза. — Ведь социализма мы уже в основном добились. Так откуда классовая борьба, если классов уже нет?

Все с любопытством поглядели на нахмуренное лицо веснушчатого комсомольца. Но тот не смутился.

— Да… Все это так, но насчет конца классовой борьбы Сталин сказал: это — «гнилая теория». Именно потому, что социализм победил, классовая борьба стала еще острее.

Взорвался веселый хохот.

— Да, да, не ржите, черти. Это ведь не я, а сам Сталин сказал. В «Комсомольской правде» черным по белому было пропечатано. Так что, может, внутренний враг порой опаснее даже внешнего.