Иван Наживин - Распутин

Но едва ли не больше всего шума было у правых: худой, рыжеватый, нервный Пуришкевич страстно настаивал на том, что правда о положении страны должна быть сказана с трибуны Государственной Думы: это будет полезно не только стране, жаждущей хоть струи свежего воздуха, но и прежде всего для трона. Splendid isolation [50] «Блестящее одиночество» (англ.) — английская доктрина отказа от длительных союзов с другими державами. трона в такой тяжелый для России момент есть величайшая опасность: наверху должны, наконец, узнать, что думают и чувствуют и говорят все честные русские люди. Кудрявый Марков II, опасный демагог, развязно вравший, что за ним стоят миллионы истинно русских людей, готовых сложить по его знаку головы в защиту исконно русской царской власти, человек, наивно, но очень твердо уверенный, что он обладает какою-то особенной мудростью, которая называется государственной и которая состоит в том, чтобы говорить и делать не то, что думаешь, — Марков II упорно, упрямо возражал Пуришкевичу, находя, что и без того об интимной жизни двора говорят больше, чем следует, что дело честных патриотов не раздувать без конца эту болтовню, а всеми силами стараться потушить ее: получавший от казны большие деньги на свою высокопатриотическую деятельность, он боялся этих отважных выступлений и думал, что пока что лучше — для него лучше — молчать.

— То, что вы изволите рекомендовать, это политика страуса, который, спрятав голову за камень, думает, что его никто не видит… — вскочив и нервно жмурясь, бросил ему Пуришкевич в бешенстве. — Молчать теперь — это преступление! Мы должны нашим криком разбудить безмятежно спящих… если они еще живые люди. Чрез полтора часа я с своим поездом уезжаю на фронт, и вы будете изменниками родине, если не поднимете вашего предостерегающего голоса… Позвольте вам доложить один маленький фактик, который, может быть, раскроет вам глаза на положение армии и страны. Как вам известно, Георгиевская дума присудила государю императору Георгия. {146} 146 Георгиевская дума — образована в 1782 г., включала в себя управление ордена св. Георгия, архив и орденскую казну, рассматривала права офицеров на получение Георгиевского ордена. // Георгия орден — высшая военная награда России, учреждена в 1765 г. Давал ряд прав и преимуществ, имел 4 степени. И вот не прошло и недели, как я сам — сам, сам, своими ушами! — слышал, как молодые сибирские стрелки на фронте смеялись: «Царь с Егорием, а царица — с Григорием…» Понимаете вы, чем это пахнет?!

— Расстрелять пару таких мерзавцев, и все разом будет кончено… — отрывисто бросил худой хлыщеватый Замысловский.

— Разумеется! — поддержал его Марков, раздувая ноздри. — Это только хулиганство и ничего больше…

— Тогда вам придется расстрелять три четверти России… — запальчиво крикнул Пуришкевич. — И в первую голову — меня! Ибо и я признаю, что положение создано невозможное, невыносимое…

Марков во главе своих не уступал — упрямо, тупо, некрасиво. Многие, если не все, понимали главную причину его осторожности и смиренномудрия и, разделяя его опасения шума, все же отворачивались от него.

— Прекрасно… — кричал Пуришкевич, жмурясь. — Превосходно… Подведем итоги… Раз правая фракция не желает исполнить своего патриотического долга, все, что мне остается, это — уйти из нее…

В густо накуренной комнате сразу горячей волной поднялся шум. Несколько голосов вперебой кричали:

— Но это будет прежде всего скандал… Как отзовется это на партии в глазах страны? Это значит ставить свое личное самолюбие выше интересов общего дела: раз по-моему не выходит, так пусть все идет прахом! Нет, Владимир Митрофанович все же прав: и молчанию должен быть предел! Но мы не можем же выступать рука об руку с кадетами {147} 147 Кадет — конституционный демократ, главная партия либерально-монархической буржуазии в 1905–1917 гг. Программа партии: конституционная и парламентарная монархия, буржуазные свободы, сохранение помещичьего землевладения, законодательное решение рабочего вопроса. Лидеры партии кадетов — П. Н. Милюков, А. И. Шингарев, В. Д. Набоков. -мадетами и прочей сволочью…

— Господа, — сдерживая себя, сказал Пуришкевич громко и с достоинством. — Позвольте заявить вам совершенно определенно о моем выходе из фракции… Сегодня выступить в Государственной Думе я не могу: поезд отходит на фронт, где у меня много важного и неотложного дела. Но при первой же возможности и очень скоро я вернусь и публично на всю Россию уже не от имени фракции, а от своего собственного скажу честно все, о чем вы молчите.

Сделав общий поклон и громко хлопнув дверями, Пуришкевич, более чем когда-либо бледный, вышел. Марков среди гвалта в табачном дыму в кругу осаждавших его партийных друзей с сожалением разводил руками, пожимал плечами и что-то такое говорил о высоких качествах глубокоуважаемого Владимира Митрофановича, которому, однако, очень вредит это его постоянное желание играть первую скрипку, искать аплодисментов, дешевых эффектов: если Керенский плох слева, то не хорош он и справа… Он делал вид, что огорчен уходом знаменитого депутата из фракции, но на самом деле в душе он был очень доволен этим: и скандала сегодня не будет, и вообще бешеный и резкий Пуришкевич часто мешал ему в его государственно-мудрых расчетах, как называл он свои расчеты.

Пуришкевич, ничего почти от волнения не видя, быстро шел «огромными покоями Таврического дворца, который гудел, как растревоженный улей: озабоченные лица, беготня, хлопанье дверями, возбужденно беседующие местами группы депутатов — все говорило об озлоблении, тревоге, смуте. Пуришкевич на полном ходу налетел на озабоченно спешившего куда-то Милюкова, усталого, подчеркнуто серьезного, похожего на почтенного английского полковника в отставке.

— Вы выступаете? — на ходу спросил его Пуришкевич и, не дожидаясь ответа, продолжал торопливо: — Наша фракция решила мужественно молчать, и я подал свое заявление о выходе. Мы с вами противники, Павел Николаевич, но в этом деле я с вами. Молчать нельзя…

И пожав руку противника, он устремился к выходу. Милюков почувствовал себя на мгновение смущенным: и кадеты только что решили помолчать. Пуришкевич выбежал на подъезд. Его большой автомобиль с ярко выписанным на кузове девизом владельца «Semper idem» [51] Всегда тот же, всегда одно и то же (лат.). — эти два слова Пуришкевич, большой любитель латыни, всовывал везде, где только мог, — стоял слева. Он махнул рукой шоферу и с помощью сидевшего в автомобиле доктора Лазаверта, главного врача его поезда, бритого, сильного и бесстрашного человека, на ходу вскочил в автомобиль.

— Ради Бога, простите, доктор, что я заставил вас ждать… — сказал все еще взволнованный Пуришкевич. — Ужасно сумбурный день…