Ясуси Иноуэ - Хозяйка замка Ёдо

Когда Хидэёси в очередной раз приехал в Осаку проведать своё чадо, Тятя набросилась на него с упрёками.

— Хирохи говорит, что ему уже не хочется переезжать в Фусими.

— И почему же это Хирохи так сурово судит о вещах, в которых пока ничего не смыслит? — усмехнулся Хидэёси, нежно прижимаясь щекой к щёчке сына.

— Он говорит, что не желает видеть в этом замке никаких женщин, кроме своей матушки.

— Ах вот оно что! — удивлённо вскинул брови Хидэёси. — Ну, раз Хирохи это не нравится, я больше никого не буду приглашать в Фусими.

— А кого вы туда приглашали?

— Не волнуйся, я тотчас отошлю её восвояси.

Тятя насторожилась: Госпожа из Северных покоев уже вернулась в Осаку, стало быть, в Фусими сейчас гостит какая-то наложница. Она не сомневалась, что в последнее время Хидэёси развлекается с незнакомыми ей молоденькими прелестницами, но и мысли не допускала, что он решится пригласить в Фусими кого-то из прославленных дам, кроме Госпожи из Северных покоев.

— Кого это — её? — полюбопытствовала Тятя.

— Омаа, — без малейшего смущения ответил Хидэёси.

Услышав ненавистное имя, дама Ёдо чуть не задохнулась от гнева. Да как он смел позвать в Фусими не только законную жену, но и даму Кагу, наперсницу Госпожи из Северных покоев, когда она, Тятя, ещё ни разу там не была?!

Не желая опускаться до недостойного поведения, дама Ёдо конечно же не выдала своих чувств Хидэёси, однако неприятный осадок надолго остался в её душе.

Дней десять спустя она отправила гонца к даме Кёгоку. Ей хотелось поделиться своим негодованием с единственной союзницей, к тому же они давно уже не виделись, и Тятя соскучилась по доверительным беседам с кузиной. Но гонец вернулся ни с чем: дама Кёгоку, страдавшая в последнее время какой-то глазной болезнью, уехала на горячие источники в Ариму. Удивительное дело — чтобы Тасуко, женщина весьма щепетильная в вопросах этикета, да не нанесла двоюродной сестре визит вежливости, прежде чем отправиться в долгое путешествие?! Быть такого не может! Тятя прониклась подозрениями: уж не гостит ли дама Кёгоку в Фусими? При мысли об этом бедняжку накрыла волна одиночества: все её предали, даже Тасуко!

Прошло ещё десять дней, и дама Кёгоку, которой доложили, что во время её отсутствия приходил посланец от кузины, заглянула к Тяте в гости. У неё действительно болели глаза, и она действительно ездила в Ариму подлечиться — в её словах было столько искренности, что Тятины подозрения тотчас развеялись.

За последние два года Тасуко тоже изрядно располнела, но её тело при этом сохранило свежесть молодой, ни разу не рожавшей женщины. Глядя на красивые руки кузины, прижатые ладонями к коленям, Тятя неожиданно почувствовала укол ревности.

— Его светлость тайко тоже останавливался в Ариме? — внезапно осведомилась она.

Дама Кёгоку покачала головой, но Тятя уже не могла остановиться — её обуяли новые подозрения. Ну конечно же Хидэёси отдыхал на горячих источниках вместе с Тасуко или наведывался туда к ней время от времени — поэтому двоюродная сестра и пыталась скрыть от неё свою поездку в Ариму!

— Почему вы обманываете меня, дражайшая кузина? — процедила Тятя, начиная злиться.

— Уверяю вас, я ездила в Ариму со своей матушкой, — пролепетала дама Кёгоку. — Горячие источники целительны для глаз. Коли не верите мне — спросите у его светлости тайко.

— Я не вправе задавать его светлости подобные вопросы, — сухо сказала Тятя. — Помните, однажды вы пообещали мне, что всегда будете моей союзницей и сделаете всё, что я пожелаю?

— Да. — Тасуко побледнела и низко поклонилась, коснувшись лбом татами.

— Если его светлость тайко не сопровождал вас в поездке на горячие источники, он наверняка писал вам, справлялся о самочувствии?

— Да.

— Покажите мне его письмо!

Дама Кёгоку от изумления даже подняла голову.

— Разумеется, вы вольны отказаться, — безжалостно продолжала Тятя. — Но тогда ничто не заставит меня поверить в вашу искренность. Придётся мне усомниться, что вы ездили в Ариму одна.

— Я ездила туда одна! — в отчаянии воскликнула Тасуко.

— В таком случае, покажите мне письмо. — Тятя прекрасно понимала, какую боль она причиняет кузине, но не могла сдержаться.

Дама Кёгоку молча удалилась в свои покои, расположенные в западном крыле замка, а на следующий день снова нанесла Тяте визит и, не успев войти, протянула ей свиток.

Это было письмо от Хидэёси, датированное двадцать вторым днём четвёртой луны. Тятя развернула его и принялась читать. Хидэёси писал, что в скором времени намерен наведаться в покои западного крыла. «Как ваши глаза? Я слышал, что источники в Ариме весьма способствуют исцелению глазных хворей, а посему отрядил туда Мондо Маэду, дабы он отдал необходимые распоряжения…» Стало быть, недуг дамы Кёгоку не был притворным и она на самом деле ездила в Ариму одна — лечиться.

Тятя невозмутимо продолжила чтение.

«К двадцать седьмому или двадцать восьмому дню нынешнего месяца в Ариме всё будет готово к вашему приезду. Желательно, чтобы вы отправились туда под присмотром вашей матушки. С болью в сердце отпускаю вас от себя, однако же наберитесь терпения — вашим прелестным глазкам надобен хороший уход, иначе зрение вовсе испортится. Снадобья и притирания, несомненно, пойдут вам на пользу, но нет ничего лучше омовения в горячих источниках. А после серных бань настоятельно рекомендую массаж».

Знакомые, небрежно начертанные кистью крупные иероглифы походили на магические знаки — Хидэёси, как всегда, напускал колдовские чары на женское сердце, завораживал медоточивыми речами, подкупал ласковой заботой. Тятя прочитала письмо до конца и обратила взгляд на даму Кёгоку, застывшую перед ней в низком поклоне.

— Прошу простить меня за неоправданные подозрения. Надеюсь, глаза вас больше не беспокоят?

Дама Кёгоку подняла голову с видимым облегчением. Конечно, она решилась показать Тяте это письмо — под давлением, против собственной воли, — лишь потому, что в нём не было ни слова о любви, ни одной сомнительной фразы, и всё же теперь, когда стало ясно, что кузина не злится на неё, у бедняжки словно камень с сердца свалился.

А Тятю между тем, несмотря на её благодушный тон, одолевали далеко не приятные мысли. Она поняла, что старый самодержец питает тёплые чувства не только к ней. Он, без сомнения, любил даму Кёгоку: за каждым словом письма проступала искренняя, нескрываемая привязанность. Той же нежностью дышали и послания, адресованные ей, Тяте. Вполне возможно, что он таков и с Госпожой из Северных покоев, и с дамой Кагой, и с дамой Сандзё… Берётся за кисть и с улыбкой оживляет в памяти лицо каждой из них, чтобы набросать несколько столбцов, преисполненных любовного томления…