Оливия Кулидж - Крестовые походы

Рейнальд раскраснелся. Спереди на его тюрбане красовался рубин размером с голубиное яйцо.

– Я нашел его, – хвастался он королеве Марии, – в мешке у одного из тех купцов, на которых мы налетели в прошлом году. Он предназначался для Саладина.

Его громоподобный голос разносился по залу, и все разговоры прекратились.

– Правда ли, – негромко спросил Балиан Ибелинский, – что, когда вы нарушили перемирие и отказались вернуть добычу даже по приказу короля Балдуина, Саладин поклялся…

– Отрезать мне голову самолично! – Рейнальд рассмеялся и погладил свою шею. – Пока она все еще у меня на плечах. Короткая жизнь – веселая жизнь, говорит пословица, но у меня есть другая: самые веселые живут дольше других. – Он осушил свою чашу, велел наполнить ее заново и, размахивая ей, поднялся с места. – Провозглашаю тост за государя. Долгих лет жизни королю Балдуину!

Балиан Ибелинский вскочил:

– Сядьте, как не стыдно!

Но утихомирить Рейнальда было трудно.

– Король более не может принимать участие в войне и поэтому заключает с Саладином перемирие. Жирные маленькие мышки начинают бегать мимо скалы, а там в Кераке сидит и ждет большой кот. Рано или поздно я прыгаю. Никто не может меня удержать, ни гниющий заживо король Балдуин, ни Саладин, занятый заговорами или слухами о заговорах против своей персоны. Поэтому пожелаю удачи заговорщикам, и да здравствует король Балдуин Прокаженный.

– Клянусь бородой Магомета! – вскричал Балиан на арабский манер. – Как вы смеете хвастать разбоями, которые подвергают опасности все королевство?

– Я приношу клятвы святыми мощами, как полагается доброму христианину, – ответил Рейнальд, стараясь оскорбить собеседника. – И заставляю неверных себя бояться. Вы, Ибелины, понятия не имеете, как нужно себя вести на границе.

Гуго Сент-Авольд одобрительно кивнул. Вот, наконец-то, человек, говорящий так же, как у них во Франции.

– Сядь, Балиан, – резко одернул Балдуин брата. – Хочешь испортить свадебный пир пустячной ссорой? Что сделано, то сделано, и нечего об этом судачить.

– Саладин может нарушить перемирие сегодня ночью, и никто не станет его винить, – угрюмо заявил Балиан, но все же сел на место.

Госпожа Стефания, тоже посчитавшая, что дело зашло слишком далеко, пришла на выручку. Она поманила своего управителя:

– Какие у нас сегодня увеселения? – и, повернувшись, к гостям, объявила: – Вы должны знать, что вот уже несколько дней все жонглеры и танцоры, которых можно найти на Востоке, собирались в Кераке, поэтому Симону пришлось потрудиться, чтобы определить, кто из них более достоин участвовать в представлении. Давайте узнаем его решение.

Симон помедлил, освобождаясь от блюд, которые он разносил.

– Если позволите, моя госпожа…

– В чем дело?

В беспомощном жесте он развел руками:

– Моя госпожа… все они ушли!

– Ушли? – Стефания тупо посмотрела на управителя. – Ты говоришь об актерах, собравшихся на свадьбу? Ушли куда?

– Ворота города были открыты, моя госпожа, и они исчезли.

– Они что-то слышали? – В голосе Рейнальда внезапно прозвучали резкие нотки. – Кто принес послание?

– Люди приходили и уходили весь день, – чуть слышно проговорил Симон.

И это бесспорно было так. Наступила непродолжительная тишина, которую прервал Балиан, сказав, что, раз уж им придется развлекаться самим, его оруженосец Ренье принес мандолину и знает последние любовные песни, они очень понравятся дамам. Стефания благосклонно отнеслась к этому предложению, и внешне пир вновь стал веселым праздником. Но Рейнальд, не привлекая внимания увлеченных звуками музыки гостей, подозвал рыцаря с суровым лицом, своего сенешаля, и что-то прошептал ему на ухо. Тот вышел из комнаты и не вернулся. Сидевшие за низшими столами рыцари-вассалы Рейнальда начали постепенно расходиться.

– Что происходит? – спросил Гуго Сент-Авольд у одного из них.

– Пора расставить часовых, поднять мост, проверить и закрыть все ворота города. Обычное дело вечером.

И с этими словами рыцарь исчез. Стефания де Мильи взглядом проследила за ним. Она очень разрумянилась, когда, улыбнувшись Балиану, поздравила его с таким талантливым оруженосцем.

– Если бы мой Гемфри не был женихом, он бы показал, что у нас в Кераке тоже имеются певцы.

Балиан, соглашаясь, улыбнулся и посмотрел на жениха, крошившего хлеб и кусавшего губу, беспокойно поглядывая на дверь, за которой исчез еще один молодой воин Рейнальда. Балиан сказал Стефании, что у ее сына сложилась репутация человека, понимающего толк как в любви, так и в войне, и что приятно видеть восхищение принцессы своим женихом.

С такими вот пустыми комплиментами и фальшивыми улыбками пир шел своим чередом, а в это время на стенах замка появлялись часовые и раздавались энергичные команды загнать в пределы города овец, которые паслись на склоне горы. Рейнальд отлично знал, что пустой угрозой нельзя было прогнать из города лицедеев накануне такой богатой свадьбы. Ту часть городского населения, которая говорила по-арабски, осторожно опросили, но никто не проведал ни о каких слухах. Кроме того, так много людей выходило посмотреть на палатки, установленные для Ибелинов, что даже привратники не заметили, все ли они вернулись.

Ночью часовые Керака вглядывались в окрестности с залитых лунным светом стен, так круто возвышающихся на обрывистой скале, что приблизиться к замку было возможно лишь с севера, через город. Даже бедуины не двигались в лежавших внизу глубоких долинах, и с гребня горы ничего не было слышно, кроме далекого лая шакала. На самом верху башни с западной стороны люди Рейнальда хранили поленья для маяка, который сможет подать сигнал тревоги, и о нем, благодаря эстафете, за пару часов станет известно в Иерусалиме. Опустилась ночь, и стражники сменились.

– Все спокойно! – распевали часовые, за час совершая обход всего городка.

Следующим утром часовню Керака освещали для свадебной церемонии восковые свечи в низко подвешенных огромных железных люстрах. Еще свечи горели перед кусочком покрывала Девы Марии, лежавшим в ковчеге на алтаре. Они освещали гроб с мощами святого Симеона, покрытый расписными эмалями, представляющими картины из жизни праведника. Канделябры на стенах отбрасывали мерцающий свет на картины, изображавшие Деву Марию со святыми, и казалось, что эти изображения двигаются. Даже плоды и цветы, вырезанные на верхних частях колонн, казалось, шевелились, когда маленькие огоньки под ними вспыхивали или тускнели.

Молодой Гемфри был одет в белый атлас с золотом, обшитый горностаевым мехом. Его миниатюрная принцесса надела платье со шлейфом из белой парчи, с разрезами по бокам, открывающими другое платье, переливавшееся розовым, зеленым и фиолетовым цветами, словно оперение голубки. Епископ, привезенный сюда специально, чтобы сочетать молодых, был старым, хилым человеком; пальцы его заметно дрожали, когда он соединял руки жениха и невесты. Это была странная свадьба для принцессы, поскольку ее не посетили ни король, ни его родная сестра с ее никуда не годным супругом, которого ненавидела знать.