Оливия Кулидж - Крестовые походы

Как это напоминало ненависть, возникавшую между родственниками в преддверии дележа богатого наследства. Во внутреннем дворе замка Керак, возведенного на крутом гребне горы, господствовавшем над дорогой, стояла его хозяйка Стефания де Мильи, владычица Моава и всех частей королевства за Иорданом. Оцепенев от подозрительности и гордости, стоя под балдахином, который, оберегая цвет ее лица, держали у нее над головой, она ждала, пока мать невесты сына подойдет к ней.

Королева Мария Комнина, вдова покойного короля Амальриха и двоюродная сестра самого императора, была уверена, что Стефания, стоявшая ниже ее по положению, первой должна ей поклониться. Но хозяйка замка совершила проступок, не вышла поприветствовать своих гостей, когда они въехали из города на подъемный мост. И теперь, высоко держа голову, королева Мария рассматривала соперницу.

Ни одна из дам не могла утверждать, что одеждой превзошла другую, поскольку посетители перед въездом в город сменили дорожное платье в палатках, установленных специально с этой целью. Королева блистала в золотой парче на пурпуре, а Стефания облачилась в серебряную парчу на бирюзе. В росте у Стефании было преимущество перед невысокой и несколько коренастой королевой. Но госпоже де Мильи уже почти исполнилось сорок лет, а климат, в котором она жила, не щадил блондинок со светлой кожей. С другой стороны, темные глаза королевы Марии по-прежнему блестели, губы были подкрашены так искусно, что их цвет казался естественным, а красивая смуглая кожа отличалась гладкостью.

«Какой у нее ужасный нос! – подумала Стефания. – А если она еще немного потолстеет, то это платье затрещит на ней по всем швам. – Она обозначила холодный поклон и реверанс. – Ее зубы желтеют, а дурной цвет лица она пытается скрыть толстым слоем краски».

Королева Мария ответила кивком, иначе это нельзя было назвать, и слегка раскрыла в улыбке губы, чтобы показать белоснежные зубы.

Солнце заливало ярким светом эту замечательную картину. Замок Керак одел своих пеших воинов в новые красно-бурые куртки, а рыцари-вассалы щеголяли в восточных тюрбанах и хвастались награбленным на большой дороге. На каменных плитах, где расположилась Стефания, лежал бесценный ковер восточной работы, и его голубые и розовые краски гармонировали с цветом ее платья. Замковые трубачи исполнили приветственный туш и умолкли; молчали и обе дамы, каждая ждала, чтобы начала говорить другая.

Неловкую паузу прервал Рейнальд Шатильонский, теперешний муж госпожи де Мильи. Было что-то нерушимое в этом веселом, грубом мужчине, который со всеми держался запанибрата и чудом сумел прожить шестьдесят лет, в то время как более выдающиеся люди погибли на войне или умерли от болезней из-за здешнего климата.

– Где же невеста? – проревел Рейнальд, поспешив выйти вперед. – Ну же, Гемфри, мальчик мой, не мешкай, веди сюда мою падчерицу. Нацелуешься с ней позднее, ладно? Сначала, клянусь святыми мощами, я поцелую ее сам!

Гемфри, семнадцатилетний сеньор Торона и наследник обширных владений госпожи де Мильи, вышел вперед, ведя за руку принцессу Изабеллу, сводную сестру короля Балдуина. Они составляли красивую пару. Гемфри Торонский имел длинные светлые волосы и краснел, как девушка, а его маленькая принцесса, только что вышедшая из детского возраста, была одета в мягкое розовое платье, украшенное жемчугами и обшитое серебряной каймой. Тончайшая, как паутина, вуаль покрывала ее волосы под короной, также украшенной жемчугом.

Изабелла получила указания преклонить колени перед новой матерью, но Рейнальд в них не упоминался. Она придвинулась ближе к жениху и взглянула на него с робкой мольбой. Поскольку юноша колебался, Рейнальд обнял ее и поцеловал в губы. Всем было ясно, что она сопротивлялась и пыталась его оттолкнуть, но Рейнальд, отпустив ее и заметив слезы, навернувшиеся ей на глаза, лишь хрипло рассмеялся:

– Ты что такая робкая, дочка? Слишком поздно быть робкой. Можешь сказать своему жениху, что целоваться тебя учил Рейнальд Шатильонский.

Балиан Ибелинский, теперешний супруг королевы Марии, шепнул своему брату:

– Следи за волком, когда он прикидывается шутом.

– Следи за ягнятами, – отозвался Балдуин Ибелинский, не отрывая глаз от молодой пары, опустившейся на колени перед Стефанией. – Юный Гемфри кажется слишком мягким, чтобы стать королем. Но Торон – это название, которое может прекратить распри.

Когда приветствия завершились, путникам поднесли вина – промочить горло. В комнаты в замковых башнях, прохладных благодаря толстым стенам, принесли ароматную воду в серебряных кувшинах. Здесь гости смогли прилечь на пуховых подушечках и шелковых покрывалах. На столах, инкрустированных слоновой костью и серебром, стояли чаши с инжиром и яблоками, возвышались хрустальные графины с напитком, сделанным из гранатового сока.

– Рейнальд Шатильонский живет королем, – заметил Гуго Сент-Авольд, совершавший паломничество из Франции и отправившийся со своим восточным кузеном Ренье сопроводить посольство Ибелинов. – Пожалуй, даже у французского короля нет таких шелковых портьер и серебряных ламп.

– В Иерусалимском королевстве, – мрачно откликнулся кузен Ренье, – жизнь важного сеньора коротка. Вот он и наслаждается ей, пока может.

Гуго осмотрел ковер, и на его лице отразилось сомнение. В Сент-Авольде не придавали значения таким вещам, никто не страдал от их отсутствия. Это же такое громадное невезение – приехать сюда во время перемирия и не иметь возможности биться с неверными. Несмотря на все воинственные речи этих сеньоров, они разнежились при такой-то жизни и предпочитают перемирие честному выполнению своего христианского долга. Он открыл рот, чтобы проворчать:

– Если бы только король Балдуин… – Но тут он вспомнил о короле Балдуине и умолк.

– Король уже не может передвигаться без посторонней помощи, – без обиняков заявил Ренье. – У него гниют руки и ноги, говорят, что в его покоях день и ночь курятся благовония, чтобы заглушить запах разложения.

– Как эти благовония здесь, – сказал Гуго, презрительно ткнув пальцем в сторону чаши, стоявшей наготове у очага, полного дров на случай дождливых дней, когда в башне становилось сыро и холодно. Про себя он подумал, что от Керака, да и всего Иерусалимского королевства воняет разложением.

Несомненно, королю Франции недоставало таких ламп и портьер, как в Кераке. Безусловно, у него не было таких поваров, таких дорогих приправ, такого разнообразия мясных блюд, таких маленьких конфеток и пирожных с миндальной пастой и такого сладкого глинтвейна. Королева Мария, любившая хорошо поесть, во время пира смягчилась, а Стефания, как только Балиан Ибелинский, сидевший рядом с ней, похвалил музыкантов, послала им блюдо со своего стола.