Александр Филимонов - Проигравший.Тиберий

Пизон понял, что пришла пора действовать. От участия в разбирательстве жалоб он отказался, сославшись на плохое здоровье, и занялся совсем другим — поиском средств, с помощью которых можно будет извести Германика.

Вдвоем с Планциной они пришли к выводу, что самым верным и безопасным для них способом убийства будет отравление. У Планцины была близкая подруга, из местных жительниц, по имени Мартина — известная гадалка, составительница всевозможных снадобий — косметических, лекарственных. И ядов в том числе. Эта Мартина вызвалась помочь супругам в их деле.

Дом Германика в Антиохии почти всегда пустовал, во всяком случае в дневное время. Германик и Агриппина занимались исправлением вреда, причиненного Пизоном. Приходилось выслушивать сотни жалоб и по каждой назначать судебное расследование — из-за своей скрупулезной честности Германик не мог допустить, чтобы хоть одно обвинение против Пизона оказалось ложным, потому что было принято на веру без доказательств. Это отнимало почти все время, а ведь нужно было еще приводить армию к положенной дисциплине. Агриппина во всем помогала мужу. Так что днем в их доме никого не было, кроме нескольких слуг и Калигулы, которому только что исполнилось семь лет. Не было даже охраны — Германик желал показать сирийцам, что во всем отличается от Пизона, вечно окружавшего себя сворой телохранителей. И он не боялся воров, потому что ничего из предметов роскоши в доме у него не было, взять там нечего.

Германику вскоре доложили, что во время его отсутствия Планцина с Мартиной несколько раз заходили к нему в дом, разговаривали с Калигулой, дарили ему разные безделушки. Само по себе это выглядело вполне естественно: почему бы жене губернатора не зайти в дом наместника, чтобы поиграть с его очаровательным сыном? И Германик не очень обеспокоился — главным образом потому, что ему некогда было задумываться о таких мелочах.

А через некоторое время Германик заболел.

Он сразу понял, что отравлен, — и лучшим подтверждением догадки стал внезапный отъезд Пизона с женой. Губернатор спешил покинуть Сирию. Что же гнало его, если не страх быть уличенным в преступлении?

Были и еще подтверждения. Когда Пизон, уже покинувший Антиохию, в одном из городов увидел, что жители выполняют обеты, принятые ими ради исцеления Германика, то велел своим ликторам разогнать всех — и людей, и жертвенных животных, приведенных к алтарям. Вскоре Пизон вынужден был остановиться, так как до него дошли слухи, что Германик поправляется.

Тому и вправду стараниями Агриппины стало лучше, но не надолго. Вскоре после того, как заболел муж, она заменила ему и повара и няньку, сама готовила еду и давала лекарства. Германик рассказал ей, что подозревает Пизона и Планцину, и болезнь его вызвана, как ему кажется, не одним ядом, а еще и колдовством. Агриппина не очень поверила в злую силу магических чар и продолжала лечить мужа старыми испытанными средствами от отравления — без конца промывала Германику желудок и обкладывала его тело листьями, вытягивающими из крови вредные вещества. Ему полегчало настолько, что он даже смог ходить. Но был очень слаб.

В колдовство Агриппина поверила, когда в спальне Германика появился неприятный запах. Она позвала слуг, приказала им выяснить причину зловония. И под одной из плиток пола обнаружились гниющие человеческие останки, а при них — свинцовая табличка с заклинаниями и именем Германика.

Она тут же приказала провести обыск во всем доме. Слуги простучали все стены, и в нескольких местах обнаружили тайники. Разобрали пол и нашли там столько доказательств организованного колдовского заговора, что у всех, кто их видел, волосы встали дыбом. Там были отрезанные человеческие головы — уже гниющие, с вытекшими глазами, высушенные кисти рук, на которых вместо ногтей были звериные когти, и повсюду — таблички или свитки пергамента с нацарапанным или написанным кровью именем Германика. Каким образом вся эта мерзость оказалась в доме, никто не знал и объяснить не мог. Слуги и сами выглядели потрясенными. Тем не менее к ним были применены строгие приемы допроса — вплоть до пыток. Однако ничего не добились — кроме того, что действительно Планцина с Мартиной не раз бывали здесь, играли с Калигулой, но ничего подозрительного слугами в их поведении замечено не было.

Германика перевели в другое помещение, а его дом вычистили от скверны, проветрили и заново освятили.

Но несмотря на все старания Агриппины и лекарей, Германику становилось все хуже и хуже. Ходить он уже не мог, страшно исхудал — его желудок больше не принимал никакой пищи, даже той, что готовила Агриппина. Он попросил, чтобы его вернули в его дом. Ему каждую ночь снится, сказал Германик, что он лежит в своей постели и ждет чего-то важного, что поможет ему узнать ответ на мучающие его вопросы. Желание Германика было выполнено, и он, уложенный на свою постель, стал тихо угасать в окружении друзей и близких.

Хотя тело больше не повиновалось ему, разум Германика сохранился прежним. Он лишь изредка впадал в забытье, но в остальное время сохранял ясность ума. Он, как заметили все присутствующие, стал рассуждать даже более здраво, словно перед смертью обрел мудрость и понял то, чего не мог понять и принять, когда был полон жизни.

В один из последних своих дней Германик, чувствуя приближение конца, обратился к друзьям.

— Даже если бы я умирал от раны, полученной в бою, — сказал он, — и тогда мои жалобы на богов были бы справедливы. Зачем они похищают меня еще совсем молодым у моей жены и детей? У моей отчизны, которой я не принес еще и малой доли той пользы, которой мог принести? Но я умираю не от германского копья, а от коварства Пизона и Планцины. Теперь я точно знаю, что это они извели меня. И я хочу, друзья мои, чтобы вы выполнили мою последнюю просьбу: расскажите моему брату Друзу и моему отцу Тиберию, в каких муках я заканчиваю свою жизнь. Вам предстоит подать в сенат жалобу и добиться расследования. Вы должны отомстить за меня, если любите своего Германика не только за высокое положение. Мою жену, внучку Августа, и моих детей покажите римскому народу — и сочувствие будет на вашей стороне. Поклянитесь, что сделаете это.

И друзья Германика, по одному, торжественно поклялись, что отомстят за него и позаботятся о судьбе Агриппины и детей. У многих на глазах были слезы — ведь они скорбели не только о потере друга. Вместе с Германиком умирали надежды на справедливость, надежды на будущее величие Рима. Рима, в котором все равны перед законом, никто не боится пасть жертвой ложного доноса и превыше всех богатств ставится гражданская доблесть. Рима, в котором не будет места таким людям, как Пизон и Планцина и их тайные покровители.