Михаил Иманов - Звезда Ирода Великого.Ирод Великий

— Дионис! — своим певучим голосом произнесла она, протягивая к нему руки (голос был похож на ее движения, такой же мягкоскользящий, как и они). — Я не держу на тебя зла. Более того, я люблю тебя, как любила всегда. То, как ты поступил со мной, не вина, а ошибка. Если кто-то и говорил обо мне плохое, то великодушно прости ему, он заблуждался.

С этими словами Клеопатра подошла к брату и взяла его за руку. Дионис вздрогнул от ее прикосновения и подался в сторону. Трон был широким, Клеопатра скользнула на освободившееся место и села рядом, все еще не выпуская руки брата.

Все произошло столь неожиданно, быстро и естественно, что даже Цезарь смотрел на царя и царицу молча и удивленно, потеряв дар речи. Наконец он нашелся и, низко поклонившись трону, сказал:

— Благодарю вас, царь и царица, достойные властители великой страны, я счастлив, что могу видеть вас вместе.

Все присутствующие тоже низко склонились перед троном. И даже Потин, шея которого побагровела от напряжения. Когда же он поднял голову, Цезарь перехватил его взгляд, обращенный на Клеопатру. Во взгляде евнуха, смотревшего на восседавшую на троне царицу, было вожделение, но вожделение особого рода. С каким упоением и страстью он схватил бы ее и разорвал на части, осязая пальцами еще не остывшую кровь и вдыхая ее запах. Цезарь усмехнулся про себя, подумав, что подобная страсть, пожалуй, в каком-то смысле сродни духовной.

Аполлодор Сицилийский и легат Цезаря подошли к царям с поздравлениями, евнух пробормотал что-то невнятное, злобно улыбаясь. Клеопатра ответила ему царственной улыбкой, а Дионис только посмотрел с испугом. На вечер этого же дня Цезарь назначил пиршество в честь примирения и, повернувшись к Потину, произнес:

— Поздравляю тебя, мудрый Потин!

— Поздравляю тебя, великодушный Цезарь, — ответил евнух, и его «великодушный» прозвучало в данном случае как «проклятый».

На пиршество были приглашены легат Гирций и оба трибуна Цезаря, Аполлодор Сицилийский, несколько придворных Диониса. Клеопатра явилась необыкновенно одетой и необыкновенно красивой: наряд из тончайшей материи с блестками мягко облегал ее гибкое тело — она казалась богато одетой и обнаженной одновременно. Цезарь не отрывал от нее влюбленного взгляда, а Потин — злобного. Ни тот, ни другой (один в своей любви, а другой в своей злобе) не обращали внимания на окружающих.

Цезарь вздрогнул, когда чей-то мужской голос прошептал у самого его уха:

— Прости, император, но я должен сказать…

Цезарь оглянулся, над ним склонился центурион Аррий, в лице его была тревога.

— Я должен сказать, — повторил он, пригнувшись еще ниже, — армия царя вошла в город. По сведениям моих разведчиков, их не менее тридцати — сорока тысяч. Они заняли всю южную часть города и продвигаются сюда, ко дворцу.

— Армия царя? — озабоченно переспросил Цезарь.

— Я расспросил кое-кого из жителей, — отвечал центурион, — ею командует некий Ахилла, начальник гвардии прежнего царя и… — он указал глазами на Потина, — близкий к евнуху человек. Говорят, это он нанес Помпею смертельный удар мечом.

Цезарь кивнул, приказав привести легионы в боевую готовность и незаметно окружить стражей пиршественный зал. Когда центурион ушел, Цезарь поднялся и громким голосом, не поклонившись, обратился к царю. Он сказал, что большая армия под командованием Ахиллы вошла в город и приближается к дворцу, и потребовал у царя объяснений. При этих его словах взоры всех присутствующих обратились не к царю (Дионис, кажется, и не понял, чего от него хочет этот самоуверенный римский консул), а к евнуху. Потин побледнел и медленно встал, исподлобья глядя на Цезаря и в волнении потирая свои пухлые руки. Мягким движением указывая на Цезаря, Клеопатра проговорила:

— Цезарь ждет твоих объяснений.

Щеки евнуха затряслись, он воскликнул прерывисто:

— Я советовал… советовал консулу покинуть… нашу страну!

Цезарь взглянул на Клеопатру. Она поняла его взгляд

и спокойно, уверенно кивнула. Тогда Цезарь выкинул руку вперед и, указывая на Потина, выговорил с угрозой:

— Да здесь заговор! Войска вошли в Александрию по твоему приказу. — И, не делая паузы, возвышая голос, добавил: — Взять его под стражу!

Тут же за его спиной распахнулась дверь, и в пиршественный зал вбежали солдаты. Потин, жалобно вскрикнув, попытался закрыться от них руками, но они грубо схватили его и потащили к выходу. По знаку Цезаря они вывели также и придворных Диониса. Клеопатра подошла к Цезарю и, взяв его за руку, спросила встревоженно:

— Что ты намереваешься делать, Цезарь?

Он ответил, спокойно улыбнувшись:

— Как всегда — сражаться!

Клеопатра кивнула за спину:

— А мой брат, царь?

— Для его же безопасности я укрою царя в своей ставке, — ответил Цезарь и выразительно посмотрел на ожидавших его приказаний трибунов.

Те подошли к царю, подняли его и повели к двери, держась с обеих сторон за рукава расшитого золотом одеяния. Тяжелый головной убор сполз мальчику на лоб, клоня голову вниз. Он невольно смотрел себе под ноги, торопливо семеня и не поспевая за широким шагом мужчин.

С этого самого вечера начались военные действия, переросшие в продолжительную и тяжелую войну, названную позже Александрийской. Переговоры с Ахиллой не дали никакого результата: один из двух послов Цезаря был убит, второй — Аполлодор Сицилийский — тяжело ранен и едва избежал гибели. Евнуха Потина казнили вечером следующего дня, когда была отбита очередная атака противника. Он плакал, обнимал ноги солдат, молил о пощаде. Попытался сорвать с пальцев драгоценные перстни, но не сумел — руки отекли. Один из присутствовавших при казни трибунов рассказывал потом, что отсеченная от тела голова евнуха, катясь по полу, еще успела прошипеть нечто, похожее то ли на мольбу, то ли на проклятие, а безголовое тело долго дергалось, шевеля руками и ногами.

В течение первых нескольких дней атаки войск Ахиллы на позиции Цезаря были почти непрерывными. Но легионеры держались стойко и быстро охладили победный пыл врага. В короткий срок по всей линии соприкосновения с противником прямо на улицах вырыли глубокие рвы и устроили насыпи. Самые ожесточенные стычки происходили у гавани, где стояли корабли Цезаря (у Ахиллы не было флота). Если бы врагу удалось отбить гавань, положение Цезаря стало бы совершенно безнадежным, потому что Ахилла приказал засыпать водопровод. Цезарь подвозил продукты и воду морем с острова, расположенного в двадцати милях от берега. Несколько кораблей он. отправил за подкреплениями, в частности к Митридату Пергамскому. Но помощь все не шла, а положение ухудшалось с каждым днем. Солдаты роптали, говорили, что им совсем не хочется погибать в этом проклятом городе, и требовали от Цезаря отплытия из Египта. Но Цезарь медлил — погрузка солдат на корабли была слишком сложной операцией, в данных условиях почти невыполнимой. Он обратился к солдатам с речью. Он сказал, что посадка на корабли трудна и потребует много времени, особенно с лодок; александрийцы же многочисленны, проворны, местность им хорошо знакома. Победа только увеличит их гордость, они ринутся вперед, захватят все высокие места и помешают отступить к кораблям. Поэтому лучше забыть о бегстве и думать только о том, что надо во что бы то ни стало победить.