Оливия Кулидж - Римляне

Август откашлялся, с трудом пересиливая боль в горле и давая послам понять, что желает говорить сам, поскольку красноречие старика иссякло. Тщательно обдумав свои слова, он заговорил о царе Ироде. Было важно напомнить этим александрийским евреям, что Ирод – правитель Иудеи и его друг. К тому же Ирод не фанатик и обращает внимание на проблему совместного проживания греков и израильтян. Послам не пристало жаловаться на греков или искать оправдания бунту, в котором погибли тысячи людей, были разгромлены синагоги, обезображены святилища александрийских греков и разрушены их храмы. Почти три дня в Александрии бушевал пожар, который никто не пытался потушить. Лавки были разграблены. Беспорядки удалось подавить с помощью войск, которые были вынуждены держать настоящую осаду на узких улочках, убивая женщин и детей, сбрасывавших на них черепицу с крыш.

Послы были недовольны Иродом, которого всегда недолюбливали евреи. Однако необходимо было сломить их гордость и напомнить им, что Август Цезарь – не какой-нибудь маленький ничтожный человечек, перед которым можно говорить все, что угодно. Он властелин мира, их властелин, наконец, властелин Ирода, и ему не по нраву бессмысленные беспорядки. Он хочет знать, почему произошел бунт. Сейчас он считает уместным произнести похвалу царю Ироду и перечислить его заслуги не только перед израильским народом, находящимся под его непосредственным правлением, но и рассеянным по Египту, еврейским поселениям в Азии, Сирии, греческим городам на Востоке, а также перед жителями Парфии и кочевниками пустынь.

– По примеру Ирода, – продолжал Август, – я позволил вам придерживаться традиций, справлять свои праздники, платить в казну ваших храмов любые налоги. Я запретил грекам заставлять людей работать в священные для вас дни, разрушать синагоги и воздвигать в ваших кварталах статуи с моим изображением или с изображением других богов.

– Мы ценим твои милости, о Цезарь. – Беспокойные пальцы Александра теперь теребили бороду. Это был человек, привыкший к удобствам, начинающий полнеть, но постоянно обеспокоенный неустойчивым положением религии, к которой принадлежал. Он, казалось, с трудом выдавливал слова, будто его культурное цивилизованное «я» ужасалось чудовищности происходящего, но не смел вслух высказать свои опасения. – Наш Бог нетерпим, – наконец произнес он, – и мы должны повиноваться его воле, невзирая на иноверцев.

Невыразительное лицо Цезаря вдруг омрачилось. Он произнес ледяным голосом:

– Вы можете повиноваться любым законам при условии, что подчиняетесь моим. Из уважения к Ироду я долго терпел ваши выходки. Во всех восточных городах я сделал вас привилегированной кастой. Вы живете под моим покровительством. Однако последний бунт был поднят вашим народом из ненависти к цивилизованному миру. А вы, которые были призваны отвечать за порядок в александрийском квартале, пришли ко мне не с извинениями, а со словами о своем собственном законе. Я не желаю этого слушать.

Воцарилась тишина. Даже высокий сумрачный человек, стоявший подле Александра, который до этого, казалось, бросал Цезарю вызов, потупил глаза. Цезарь имел сердитый вид, однако в душе оставался спокоен, научившись в деловых вопросах полностью подчиняться рассудку, а не эмоциям. Осознавая, что причина беспорядков кроется в поведении неуправляемой толпы греков и израильтян в Александрии, он все же намеревался выяснить имена зачинателей мятежа и, кроме того, научить послов уважать римский закон. Он бесстрастно ждал, давая им возможность поразмыслить над причиной его неудовольствия.

Наконец Александр заговорил, пытаясь выглядеть в глазах Цезаря человеком, целью жизни для которого является почитание римской власти и сохранение независимости своего народа. Александр нашел в себе смелость вновь вернуться к теме разговора.

– Признаю, что именно мой народ начал мятеж, всемогущий Август. Мы не пытаемся оправдать ни их, ни себя, при всем при том, что виновники уже мертвы. И если я заговорил о нашем законе, то только для того, чтобы поблагодарить за твое покровительство и с твоего позволения упомянуть о священных книгах и пророчествах, которые ввели в заблуждение невежественных.

Цезарь коротко кивнул и, превозмогая головную боль, подумал, что Александр ведет себя совершенно свободно, словно он наравне с Цезарем противопоставляет свою волю желаниям других людей, которые просто стоят рядом с мрачными лицами.

– Я разрешаю тебе говорить обо всем, что касается мятежа. Мне хочется послушать.

Было очевидно, что двоюродные братья Александра не согласны с его словами. Лучше уж у власти был бы немощный старец, чем его племянники.

– Среди наших людей был один человек с Востока, – быстро заговорил Александр, словно боясь быть прерванным, – он был из Вавилона, где мудрецы изучают звезды, и, несомненно, слишком обширные познания оказали на него дурное влияние. Странствуя, он пришел в Иерусалим, когда там проходила перепись, а затем направился в Египет, разнося сплетни о том, что в городе Давида родился израильский Царь, как сказано в книгах. Невежественные люди, всегда готовые поверить в чудо, о могущественный Цезарь, заявили, что скоро воцарится Господь и пришло время истребить его врагов. Поэтому они начали громить кварталы иноверцев. В этом мятеже астролог и его главные сообщники были убиты, как и множество других людей, виновных и невинных. Так все было.

– Неужели мне надо по этому случаю вводить солдат? – с вялым неудовольствием поинтересовался Цезарь. – Неужто Александрия должна сгореть из-за того, что вы вовремя не смогли остановить безумца? Тогда зачем назначен был ты правителем своего народа? – Цезарь говорил отрывисто, а его практичный ум в это время соображал, что предпринять, если Александр и его родственники оказались столь неумелыми. Какой пример благоразумнее всего им привести? Как следует наказать их?

– Мы колебались, о Цезарь, потому что сперва посчитали слова астролога невинным бредом. Кроме того, он говорил не о войне, но о мире. Это все чернь…

– И пророки, ведомые Господом, предсказывали рождение нового Царя, – вступил в разговор кузен с ястребиным профилем, – поэтому мы отправили в Вифлеем…

– Точнее, Ироду… – в свою очередь прервал его Александр.

– Ясно. – Умудренный опытом Цезарь все понял. Их священные писания, как все пророческие книги, были смесью безумства и наивной веры с глубоким познанием будущего. Эти упрямые, жестокие, трудолюбивые люди, разбросанные по всему восточному миру, лелеяли давнюю ненависть, тщетно удерживаемую здравым смыслом. Естественно, их магистраты колебались; Александр боялся мятежа, а другие не хотели упустить чудесную возможность. Так они тянули время, а Александр пытался исполнить свой долг, отправив гонцов к Ироду. – И что сказал Ирод?