Андрей Сахаров - Полководцы Древней Руси

Огромной была захваченная в хазарском походе добыча, оглушительна и торжественна слава побед над хазарами и другими народами, населявшими земли между Хвалынским и Сурожским морями. За одно это можно благодарить богов. Но князь Святослав приобрел в хазарском походе нечто большее, чем добыча и слава.

Высшей наградой воителю был бесценный боевой опыт, и, как перемещения послушных костяных фигур на шахматной доске, когда-то подаренной варягом Свенельдом, — для князя Святослава стали до конца понятными и привычными переходы на огромные расстояния кош-ных и пеших ратей, стремительные рейды разведыватель-пых отрядов, напряженные выжидания и смертельные броски засадных полков. Из предводителя конной дружины князь Святослав превратился в полководца. У него развивался чудесный дар проникновения в то изменчивое, загадочное, почти неуловимое для непосвященных, что называется «духом войска», появилось неясное до конца ему самому единение мыслей и чувств с дружиной. Святослав научился предвидеть, как отзовутся в сердцах воинов те или иные его слова и поступки, и это было счастьем, потому что мало иметь рядом послушных людей — для великих дел нужны единомышленники.

Это были свойства прирожденного полководца, которые невозможно приобрести ни учением, ни многолетним опытом, но только найти в самом себе. Князь Святослав нашел…

Может быть, именно от нахлынувшего вдруг чувства братской близости с соратниками, ехавшими рядом с ним по бесконечным просторам степей, князь Святослав в первый раз высказал вслух то сокровенное, тщательно скрываемое, что владело последнее время его мыслями:

— После хазарского похода Русь крепко встала на краю моря, у Дона-реки. Но у моря два края. Другой край моря у реки Дуная. Туда лежит путь наших коней…

Величественно и грозно плыл сквозь столетия корабль Византийской империи, направляемый опытными кормчими, поражающий воображение современников ослепительным блеском сказочного богатства.

Разное случалось на этом бесконечном пути.

Попутные ветры туго надували паруса, и тогда бег византийского корабля становился стремительным и неудержимым.

Налетали свирепые штормы, ломали весла и рвали снасти, несли корабль на острые зубья скал, и только неистовые усилия корабельщиков спасали его от конечной гибели.

Мертвые штили останавливали корабль посередине уснувшего моря, и он томился в неподвижности, сжигаемый немилосердным солнцем.

Как ревущее пламя над просмоленным деревом, вспыхивали на корабле мятежи, кровь щедро поливала палубы, звенели оковами и раскачивались на пеньковых веревках побежденные бунтовщики, и ополовиненная в междоусобных сечах команда уже не способна была поднять разом все весла.

Незаметно для человеческого глаза начинали подгнивать и крошиться дубовые ребра шпангоутов, обрастало ракушками и зелеными бородами водорослей днище, и казалось — кораблю больше не выйти на морские просторы…

Но, отстоявшись в спокойных гаванях, наскоро обновленный и пополненный другими матросами, корабль Византийской империи снова бороздил неспокойное море истории, разбивая, как утлые рыбацкие челны, судьбы малых народов, оказавшихся волей случая или злого рока на его смертоносном пути…

Врагов и союзников Византийская империя повергала в трепет железной поступью полков, двигавшихся слаженно и бездушно, как механизмы; всепоглощающим ползучим пламенем греческого огня; несокрушимыми каменными твердынями крепостей; звериной настойчивостью опытных полководцев, для которых в искусстве войны не оставалось никаких тайн.

Но военная мощь все же не до конца объясняет причины чудовищного разбухания империи, сумевшей подмять под себя добрую половину тогдашнего мира. В руках императоров было еще одно, почти невидимое для непосвященных, гибкое, коварное оружие — византийская дипломатия.

Основы византийской дипломатии заложил великий Юстиниан. Уже тогда византийская дипломатия, начертавшая на своих знаменах старое римское правило «Разделяй и властвуй!», больше полагалась на хитрость и интригу, чем на добрососедство и честное выполнение принятых на себя обязательств. Всесильная жена императора Феодора, бывшая актриса на константинопольских подмостках, оставшаяся актрисой и на престоле, внесла в византийскую дипломатию женскую гибкость и изощренное коварство; успех или неудача переговоров часто решались в гинекее. [20] Юстиниан — византийский император (527–565), который пытался восстановить былое могущество и территорию Римской империи, проводил широкую завоевательскую политику. Юстинианом были отвоеваны захваченные варварами области Западной Римской империи: Италия, Сицилия, Корсика, Северная Африка, часть Испании.

По мере ослабления военной мощи империи и роста окружавших ее опасностей дипломатия становилась все изощренней и изворотливей, доведя до совершенства искусство* правдоподобной лжи, наполненных медленно действующим ядом дружественных заверений, внешне бескорыстного корыстолюбия, радушных объятий, оборачивавшихся вдруг смертельными тисками.

Византийская империя была со всех сторон окружена беспокойными, находившимися в постоянных передвижениях, разрозненными племенами, которых греки презрительно называли «варварами». Главной задачей дипломатии было заставить варваров служить империи, вместо того чтобы угрожать ее границам. Варваров подкупали, чтобы превратить из врагов в союзников, их вождям раздавали пышные византийские титулы, знаки отличия, золотые и серебряные диадемы, мантии, жезлы; за них выдавали замуж девушек из самых знатных патрицианских фамилий. Как камень за пазухой, императоры держали про запас во дворцах Константинополя беглых родственников варварских вождей, чтобы при удобном случае выдвинуть их своими претендентами на власть. Не давать никому из соседей усиливаться, но властвовать над всеми — вот чего добивалась Византия, разжигая войну между собственными союзниками, натравливая одного варварского вождя на другого, неизменно заверяя обоих в своем благорасположении.

Если сильного правителя не удавалось ни купить, ни одолеть чужим оружием, империя прибегала к политической и экономической блокаде, разрывала жизненно важные для его страны торговые связи, окружала кольцом враждебных народов и душила.

Только немногим правителям, таким, как русские князья Олег и Игорь, удавалось силой сбить византийские замки…