Маргарет Барнс - Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров

И вдруг все неприятные предчувствия королевы передались Елизавете. Она сделала бы все, что угодно, только чтобы задержать Ричарда, оставить здесь. Она видела, как храбро он старается играть роль смелого мужчины, хотела сказать что-то, чтобы подбодрить его, чтобы он поняло, как сильно она любит его, но от волнения не могла найти подходящих слов. И все же она справилась с собой.

— Не забудь про львов, Дикон! — весело прокричала она, когда мальчик проходил мимо.

Он ничего не ответил, и Елизавета готова была убить себя за то, что сказала такую глупость. Тяжелая дубовая дверь на другом конце зала была широко отворена. Луч света, проникший снаружи, ярко осветил маленькую фигурку ее брата, подсвечивая его золотистые кудри. Эта фигурка выглядела такой трогательной в грустном черном бархате. В дверях он остановился и вежливо освободился от руки архиепископа. К радости Елизаветы, он обернулся и ласково улыбнулся ей. Он еще раз показал, как сильно любит ее.

Сразу же раздался резкий звук шпор — это охрана отдала ему честь. Теплое весеннее солнце продолжало сиять, но Ричард уже исчез из вида.

Весна перешла в лето, и стих шум молотков. Приукрашенный Лондон ждал коронации. Помосты для зрителей были полностью готовы, дома богатых купцов задрапированы яркими тканями, знамена развевались на ветру. Тихий садик аббата в Вестминстере ежедневно видел среди кустов алых и белых роз двух грустных женщин, которые должны были быть самыми колоритными фигурами на предстоящей коронации.

— Все приготовления, оказывается, делались для Глостера, фальшивого самозванца! — бушевала вдова-королева. — Разве я не предупреждала тебя?

— Вы были правы, мадам. А я просто глупая наивная девчонка! — подтвердила Елизавета.

— Он никогда не собирался допустить коронацию нашего Эдуарда! Все ложь, ложь!

Черные юбки королевы при ходьбе издавали резкий свистящий звук. Они даже создавали ветерок, и в садике еще сильнее ощущался сладкий аромат роз.

— В ту же секунду, когда эти доверчивые священники забрали у меня Ричарда, что сделал этот убийца? Он расправился с моим дядей и сыном от первого брака в Понтефреите. Мой бедный брат был таким красивым, таким умным. Глостер всегда ревновал его.

— Отец никогда бы не поверил, что Глостер может совершить такое ужасное преступление, — горевала Елизавета. — Просто удивительно, как он доверял ему.

— И теперь этот мерзкий изменник старается оправдать себя тем, что называет детей твоего доверчивого отца незаконнорожденными! Тебя, Сесиль, Эдуарда! Всех вас! Он пытается укрепить свою власть тем, что напомнил миру, что твой отец и я, были в тайном браке!

— Главное для него — признать Ричарда и Эдуарда незаконнорожденными, — горестно подтвердила Елизавета.

Она опустилась на каменную скамью и пригласила мать сесть, чтобы прекратить это нервное шагание взад и вперед. В полуденный зной запах роз и самшита вызывал почти полуобморочное состояние у королевы и ее дочери. Но они обе не могли разговаривать дома, где их окружали подслушивающие слуги, а обсудить обстоятельства, которые так мучили их, было необходимо.

— Кто такая эта Батлер, о которой говорят, что отец якобы женился сначала на ней? — спросила Елизавета. Раньше она и не помышляла обсуждать подобные вещи с кем-либо.

Она была одним из ранних увлечений короля — пожала плечами его вдова.

— Это случилось задолго до встречи с тобой?

— Всего лишь за несколько месяцев. Она — Джоанна Телбот, дочь графа Шрусбери. Очень хорошенькая. Эдуард весьма увлекся ею. Если он и не смог ее добиться, то вполне мог пообещать жениться на ней.

— Но во время вашей коронации Совет твердо был уверен, что вы законная жена короля!

— Они видели мои брачные документы, — заявила женщина. Она была слишком умна, чтобы довольствоваться только обещаниями.

— У вас были свидетели?

— Только моя мать и две придворные дамы. Но свидетельство моей матери — Джакетты, герцогини Ведфорд, — не так-то легко списать со счетов. Именно поэтому, несмотря на разговоры о якобы существовавшем тайном браке, у моих врагов не осталось возможности ничего доказать.

— Но мы прожили среди этих людей столько лет, неужели они будут терпеть подобную несправедливость и ложь! — воскликнула Елизавета. — Какие бы ошибки ни совершал мой отец, он был храбрым, открытым человеком и был так популярен среди народа!

— Кем бы он ни был, теперь всех интересует родословная его сыновей, — устало заключила королева.

Она внезапно закрыла лицо руками и начала истерически рыдать.

— Моя милая, дорогая мать, вы почти не спали все это ужасное время, — утешала ее дочь. Она стала на колени в траве и крепко обняла мать. — Разрешите, я попрошу врача нашего милого аббата, чтобы он приготовил для вас успокоительную настойку?

— Чем этот старый дуралей может помочь мне? Это сама жизнь так подкосила меня! — рыдала королева.

Елизавета достала платок, чтобы осушить ее слезы, и нежно гладила ее руки.

— Есть умный доктор Льюис, который лечит графиню Ричмонд, — продолжила она. — Вы помните, как хорошо графиня о нем отзывалась? Кроме того, он священник, поэтому не будет проблем, он придет и осмотрит вас!

— Ричмонды принадлежат к партии Ланкастеров! — возражала измученная королева, поддерживающая Йорков.

— Но теперь графиня вышла замуж за лорда Стенли, и ее принимают при дворе.

— А ее сын все еще в изгнании, он предал наше дело.

— Я уже не прошу, чтобы вы приняли Генриха Ланкастера. Его можно назвать нашим главным врагом, — улыбнулась Елизавета. — Но говорят, что этот Льюис весьма знающий врач.

— Хорошо, пусть придет, я согласна, чтобы доставить тебе удовольствие, — согласилась королева. Она наклонилась и погладила роскошные волосы дочери. — Ты так добра ко мне, Бесс! Ты всегда близко к сердцу принимаешь беды других людей — даже обиды, нанесенные малышам. Я-то знаю, что не больна. Просто я схожу с ума из-за мальчиков. Бог свидетель: я не должна была отдавать им Ричарда!

Эта жалоба повторялась все время, изо дня в день. Елизавета Вудвилль уже измучила себя в всех остальных, но продолжала повторять слова, как заклинание.

— Давайте уйдем в тень, чтобы вы могли отдохнуть, — уговаривала ее практичная дочь.

Когда они вошли в помещение, то увидели старшего сына королевы — Дорсета. Он был в сапогах со шпорами, словно готовился отправиться в путешествие, и серьезно разговаривал с Томасом Стеффордом, сыном Букингема. Они вместе воспитывались в окружении покойного короля еще в ту пору, когда Томас был пажом.

Увидев посетителя с воли, королева остановилась у порога.

— Правда, что Глостер сам короновался? — потребовала она ответа.