Николай Ключарев - Железная роза

На заводах все было подчинено одному: скорей! Этого требовал от заводчиков Питер, этого требовали они от работных. Каплями пота покрывались тела людей, трудившихся у домен, горнов, на обжимных и сверлильных станах. То были капли крови, перегонявшейся в золото.

Павел Ястребов в эти дни стал больше походить на старшего брата Ефима: стал таким же молчаливым и замкнутым. Камнем лежало на сердце людское горе. Временами хотелось крикнуть людям: что ж вы терпите, как вас мордуют?! Нельзя… Надо молчать. Поговорить, отвести душу, но с кем? С братом? Он, кроме домны, знать ничего не хочет.

В один из дней, как обычно, Ястребов спозаранку пришел на завод. Обошел печь, спросил сменщика, как идут дела, и присел в сторонке, прислушиваясь к мерному гудению домны.

Никогда раньше не случалось с ним этакого — задремал. Очнулся от истошного крика. Увидел, как от соседней печи метнулся пылавший факелом человек. Ястребов сшиб его с ног и, не обращая внимания на лизавшие одежду и руки языки пламени, стал забрасывать песком.

К месту происшествия бежали люди. Ястребов велел отнести обожженного в сторону, а сам направился к печи, где случилась авария. Страшная картина открылась его взору. Проевший каменную кладь металл бил струей, разрушая сдерживавшие его оковы. Горновой схватил валявшуюся на земле тяжелую чугунную чушку и сунул ее в промоину. Поток чугуна на минуту приостановился, затем пошел с новой силой.

— Давай еще! — услышал Ястребов и увидел старшего брата Ефима, силившегося приподнять такую же чушку. Вдвоем они бросили ее в отверстие и, воспользовавшись тем, что течь приостановилась, начали забрасывать дыру кусками доломита.

— Пику! — коротко бросил Ефим.

Схватив пику, Павел с силой ударил ею в летку. На помощь пришли очнувшиеся от испуга мастеровые, работавшие у этой печи. Удар, еще удар — и вот чугун показался из летки. Минута — и он пошел сильнее, растекаясь по литейному дворику. Кто-то, спохватившись, ударил в било.

Тяжело дыша, Ястребов отошел в сторону. Обгоревшая одежда висела на нем лохмотьями.

— Как там? — спросил он бежавшего мимо подмастерка.

— Плохо, пропал человек!

— Котровский. Саламыга.

Когда Ястребов вышел на площадку за литейным двором, люди молча расступились перед ним.

Не в первый раз умирали на заводе. Не первый раз видели люди мертвых. Но такого, чтоб гибли у домны, здесь еще не бывало. Потому так тихо было в толпе, окружившей лежавшего на рогожке покойника.

— Почему работу бросили? — Голос Мотри звучал недобро. — Мертвяка не видели? Марш по местам!

В толпе глухо зароптали.

— А ну, расходись, собаки!

И вдруг в тишине звонко прозвучал чей-то голос:

— Сам собака!

Мотря сначала опешил, но тишина и неподвижность толпы ободрили его.

— Кто сказал?

Ответом было молчание.

— Смутьяны! На каторгу захотели?

— А здесь чем лучше?

— Бунтовать? Я вам… — но Мотря не успел закончить свою угрозу. Тяжелый удар кулака в переносье свалил его с ног. Началась свалка.

— Стойте, богохульники! Не след около покойника бесчинствовать! — Старший Ястребов с укоризной смотрел на возбужденных людей. Воспользовавшись заминкой, Мотря бросился бежать.

Люди еще не успели разойтись, как в толпу врезались рунты. Размахивая плетями, они начали хватать первых попавшихся под руку. Очутившийся рядом с Павлом Ястребовым Лука толкнул его в бок:

— Идем скорей, а то за твое хорошее тебя же и отдубасят!

Смотреть на расправу пригнали всех живших в поселке. Заводской кат — здоровенный мужик из беглых, добровольно принявший на себя эту должность, криво усмехаясь, размачивал в колоде сыромятные ремни. Помяв плеть руками, он взмахнул ею и хрипло крикнул:

— Давай, подводи!

Бабы тихо завыли.

Первым наказывали горнового. Молча лег он на скамью. Дико оскалившись, кат полоснул по обнаженной спине. Цевкой брызнула кровь. Остервенясь, кат бил изо всей силы. Стиснув кулаки, мастеровые молча смотрели, как истязают их товарищей. Остановить бы, прекратить это мучительство, да нет силы такой. Сила — у барина.

Рощина на площади не было. Целыми днями не отходил он от убитой горем Наташи, стараясь утешить ее. С помощью Луки он выдолбил из сосны домовину для покойника, вытесал крест. И вот на погосте, рядом с могилкой Анны, появился еще один свежий холмик.

Похоронив отца Наташи и проводив девушку домой, Василий направился ночевать к Луке. Старый плотинный долго кряхтел, разуваясь у порога, затем сказал:

— Теперь тебе, парень, быстрей жениться надо, не то худо будет. Одна девка осталась.

— У барина разрешенье просить надо. До покрова-то далеко.

— Это верно. А и оттягивать это дело нельзя. Яков Капитонов теперь пуще прежнего будет ее добиваться.

— Убью я его, жирного борова.

— Это дело не хитрое. Ты жить сумей.

Лука помолчал и вдруг, что-то вспомнив, стал снова обуваться.

— Ты куда, старый, на ночь глядя? — спросила старуха.

— Слышь, Василий, пошли-ка к Ястребову.

— Зачем?

— Раз говорю, значит, надо.

Недоумевая, Рощин вышел вслед за плотинным.

Павел лежал дома, лечил ожоги. Любаша с озабоченным лицом хлопотала около него. Увидев входящих, она дружелюбно поздоровалась с ними.

— Вот и хорошо, что зашли. А то никто и не проведает.

Подсев поближе к Ястребову, Лука начал что-то шептать ему на ухо. Вначале Павел было нахмурился, потом лицо его посветлело, он ласково взглянул на сидевшего чуть поодаль Рощина и позвал:

— Вася, подь-ка сюда!

Наученный Ястребовым Васька на другой день направился в Большой дом. Лакеи, вначале гнавшие его из всех дверей, не выдержали натиска. Один из них отправился доложить о необычном посетителе дворецкому. Тот спустился вниз.

— Чего тебе, варнак?

— Барина повидать надо, Андрея Родионовича.

— Эк, соскучился он по тебе.

— Дело к нему есть.

— Сказывай мне.

— Только ему могу сказать.

— У него другого дела нет, вас, чумазых, слушать.

Васька осмелел.

— Попробуй-ка не доложи. Твоя спина в ответе будет.

Дворецкий опасливо поглядел на Рощина: «Черт его знает, может, всамделе, что серьезное?» — и отправился в барские покои. Вернувшись, коротко сказал:

— Пойдем. Ноги только хорошенько вытри.

Выслушав Рощина с глазу на глаз, Баташев вскочил с кресла.

— Не врешь?

— Правду молвлю.

— Сейчас показать сможешь?

— Попробую.

Схватив серебряный колокольчик, Андрей Родионович резко позвонил.

— Лошадь быстро! Под седлом. Да Ястребов Ефимка чтоб был готов сей минут. Со мной отправится.

Васька уверенно повел Баташева и сопровождавшего его Ефима по дороге на рамень, где Павел Ястребов и Лука жгли когда-то уголь. Убедившись в том, что работный не обманул его, действительно указал новое рудное место, Баташев сказал: