Эмилиян Станев - Иван Кондарев

— Так нам и надо, ослам… Разве бай Гуцов и его компания могут обойтись без вранья? — кричал красил ыцик.

— Не падать духом, братцы! — слышался голос тозлукского землевладельца. Он весь обливался потом.

— Смотрите-ка, нас опять кто-то поджидает! — раздался испуганный крик с передних телег, и все вскочили, чтобы посмотреть, что там впереди.

Манол увидел на обочине шоссе группу людей, одетых по-городскому. Некоторые из них махали шапками и кричали «ура», но их крики тонули в шуме и грохоте.

— Останови, я слезу! Останови, говорю! — крикнул молодой человек с чахоточным лицом, который еще в городе пытался улизнуть.

— Да куда ты пойдешь, идиот этакий?

— Куда глаза глядят…

Задние повозки одна за другой остановились, и из них выскочило человек десять. Они лихорадочно хватали свои вещи, но в это время с передних повозок неслись крики.

— Это наши, наши! Горнооряховцы. Не бойтесь!

Теперь «ура» слышалось совсем ясно. Это кричали горнооряховские блокари, вышедшие встретить своих единомышленников из К. На передних повозках тоже стали кричать и размахивать шапками. Лица у всех прояснились. Повозки покатили веселее, и, чем ближе были встречающие, тем громче и воинственнее звучали крики «ура» и «да здравствует». Абрашев, Христакиев и Гуцов, поднявшись во весь рост в своих пролетках, торжественно показывали на город. Манол пришпорил коня. Среди встречающих он увидел нескольких знакомых горнооряховских торговцев. Взглянув в низину, где лежала освещенная солнцем Горна-Оряховица, он увидел поразившую его картину: главная улица, от шоссе и до другого конца города, насколько хватало глаз, была забита людьми и повозками. Над черной толпой то тут, то там взлетали нестройные крики, неслись глухой гул и рычание, в которых тонуло гудение нескольких колоколов.

— Смотрите, братья! Правы были мерданчане! Здесь, верно, не меньше ста тысяч! — восторженно закричал Гуцов. — Да нам теперь стоит дунуть — всех дружбашей сметем!

Чем ближе к городу, тем воинственнее становились крики. Манол чувствовал, что даже его конь поддается общему возбуждению: он фыркал и ускорял шаг. Возле гимназии повозки сворачивали на главную улицу.

По приказанию предводителей блокари повыскакивали из повозок и, оставив в них одних хозяев, начали прокладывать себе путь сквозь толпу.

Манол привязал коня к чьей-то повозке и присоединился к начальству.

Было около половины десятого утра. Блокари собирались у своих знамен. Уже начинало припекать, в толпе пахло потом, лошадиным навозом и бакалеей; шум заполнил весь город. Лавки были закрыты. У постоялых дворов гудели толпы крестьян, Горна-Оряховица походила на громадный военный лагерь.

— А где турки? — спрашивал Христакиев, но никто не мог сказать ему, куда делись его турки; ему нужно было отвести своих людей к памятнику, где должен был находиться Буров со своим штабом, и он не мог от них отойти.

С трудом добрались они к памятнику на площади. Окруженный горнооряховскими блокарями, составлявшими его охрану, и хорошо одетыми господами, прибывшими поездом из городов Восточной Болгарии, лидер народняков Буров отдавал последние распоряжения. Плотный, среднего роста, он часто утирал со лба пот и, то и дело энергично жестикулируя, говорил что-то своим людям, сновавшим взад-вперед. Увидев нескольких известных ему понаслышке крупных торговцев из Варны, Русе и Шумена, Манол преисполнился гордостью. Среди этих хорошо одетых людей, державшихся так уверенно и по-господски, он чувствовал себя второразрядным лавочником, тем не менее ему было приятно смотреть на них: он видел, как должен выглядеть и держаться человек этого круга. Эти впечатления были так сильны, что Манол не заметил, когда был отдан приказ выступать.

Раздалось многоголосое «ура», и стоявшие рядом с Буровым уверенно, твердым шагом двинулись вперед. За ними пошли горнооряховцы, варненцы, русенцы, представители городских и сельских организаций радикалов, народняков и демократов. Непрерывно вспыхивали овации, слышались крики «долой!» и «да здравствует Блок!». Колонна вышла из города и гигантской змеей потянулась по шоссе, ведущему к Арбанаси. Песни и крики зазвенели над виноградниками и разнеслись до самого Калтинца, Долна-Оряховицы и Драгижева. Когда голова этой огромной змеи достигла середины виноградников, стало заметно, что в некоторых местах началось какое-то оживление, словно волна катилась к хвосту колонны.

— Берите колья, в Тырнове они нам могут понадобиться! — кричал какой-то разгоряченный молодой человек. Он отделился от группы горнооряховцев, где началось это оживление.

Толпа встретила призыв с недоумением, но многие все же кинулись к виноградникам и стали вырывать колья, ломать плетни и ветви деревьев. Над головами людей поднялся настоящий лес. Манол понимал, что те, кто стоит близко к предводителям, стремятся подогреть собравшихся, но, изумленный торжественной уверенностью толпы, он шел как во сне, не слушая голоса разума. На вершине холма он оглянулся. Конец колонны еще не вышел из города. Топот тысяч ног, песни и говор накатывались, как река. Кто решится выступить против стольких людей? Стоит им вступить в Тырново — и они все сметут на своем пути.

Голова колонны, где находился Буров, начала уже спускаться к Тырнову, и между голыми известковыми холмами показались красивый изгиб Янтры у Френгихисара и фабричные трубы на ее правом берегу. Ветерок донес печальные древние запахи сырости и гниения с Хисара и Трапезицы. Справа у шоссе была чешма. Около нее всегда стояла жаровня. Хозяин ее, он же знахарь, продавал кофе. Обычно здесь останавливались цыгане, вертелись всякие проходимцы, на безлесных склонах паслись тощие клячи с обшарпанными вьючными седлами. Когда голова колонны приблизилась к чешме, Манол заметил среди окружавших Бурова людей какое-то смятение.

— Военные, — сказал кто-то, и колонна рассыпалась по обочинам шоссе. Каждому хотелось поскорей увидеть, что делается впереди. Манол поскакал дальше.

На шоссе стоял желтый автомобиль. Рядом с ним находилось несколько офицеров, а перед машиной беспокойно топтался человек в черной штатской одежде. Он что-то отрывисто произнес и дал знак предводителям приблизиться.

Лицо Бурова омрачилось. Он вытер пот платочком и обменялся со своими людьми несколькими словами. Видный, могучего телосложения, хорошо одетый господин отрицательно покачал головой. Другой предводитель блокарей, Кынчо Мил а нов, сделал неопределенный жест, но вместе с Буровым зашагал к автомобилю. Вслед за ними от колонны отделились Абрашев, Христакиев и еще несколько человек.

— Что случилось? Почему остановились? Кто это? — слышались недовольные голоса.