Эмилиян Станев - Иван Кондарев

— Военный министр, — сказал кто-то за спиной Манола.

Штатский отделился от офицеров и, озабоченно глядя в землю, направился к поляне около шоссе. Туда же пошли и предводители блокарей.

Манол не слышал, о чем они говорят, потому что находился довольно далеко, да и люди из охраны Бурова слишком громко обсуждали значение этой встречи, но по выражению лиц и поведению военного министра он понял — тот требует, чтобы они вернулись.

— Я не могу отдать такой приказ! — взволнованно повысил голос Буров.

— Мы исполняем наш конституционный долг…

Военный министр энергично возражал. К ним подошел полковник, стоявший у автомобиля. Буров спросил его о чем-то. Полковник поднял глаза и печально покачал головой.

— Прошу вас поверить мне, господа. Господин Малинов, Теодор Теодоров, [99] Теодоров Теодор (1859–1924) — видный деятель Народной партии, премьер-министр коалиционного правительства (ноябрь 1918 — октябрь 1919). Один из лидеров Конституционного блока. Мушанов… [100] Мушанов Никола (1872–1951) — один из руководителей Демократической партии, неоднократно занимавший министерские посты; в 1931–1934 гг. — премьер-министр. В 1918–1919 гг. входил в коалиционные кабинеты Т. Теодором и А. Стамболийского. Мы, военные, и весь тырновский гарнизон… — доносились отдельные слова.

Буров протестовал, трясясь от возмущения. Кынчо М планов задумчиво чертил по траве носком ботинка. Абрашев оживленно заговорил с полковником.

Манол увидел, что охрана Бурова приближается к образовавшейся группе, и хотел было тоже пробраться туда, но в это время сзади раздались тревожные крики. Блокари, рассевшиеся по обочинам и у каменного карьера, вскочили на ноги, в волнении показывая на близлежащие холмы.

— С ружьями, с ружьями!

— Простым глазом видно! Дружбаши!

— Обходят нас с флангов!

— Они же нам путь отрежут…

На голых холмах, где сухо белел известняк и серели заросли дрока, показались цепи вооруженных людей, направлявшихся к шоссе.

Предводители блокарей отошли от военного министра, и сразу же их плотным кольцом окружили приближенные. К ним подбежали человек десять молодых горнооряховцев.

— Никакого возвращения! Господин Буров, не отсту- I пайте! — кричали они.

Абрашев принялся их успокаивать. Манол пробрался еще ближе и услышал, как тот говорит:

— Бессмысленно, господа! Все кончено. Достаточно уже того, что было… Так я понимаю наше дело. Ни к чему новое кровопролитие.

Ему ожесточенно возражали, но Абрашев махнул рукой и пошел к шоссе.

Буров с мрачным, бледным, как воск, лицом и угрюмыми глазами выбрался из своего окружения и снова подошел к военному министру, который вместе с полковником ждал его на том же месте.

— Возвращаемся! — с облегчением воскликнул кто-то.

— Это малодушие, господа! Никакого возвращения! Мы не допустим капитуляции! Позор! — кричали горно оряховцы.

Абрашев пытался их успокоить, но его никто не слышал.

— Наша акция удалась, господа… Мы своего добились. Отдайте приказ возвращаться. Благоразумие, господа, благоразумие! — настаивал депутат, пытаясь убедить тех, кто присоединился к недовольным.

Христакиев направился к Абрашеву. Манол остановил его, потянув за рукав.

— Бай Димитр, что происходит?

Лицо Христакиева было серым, по подбородку ползла струйка пота.

— Требуют, чтобы мы вернулись, и придется вернуться… Идти дальше бессмысленно, Абрашев прав…

— Почему? Что случилось?

— Бывшие министры арестованы. В Тырнове побоище. Все кончено…

Из-за автомобиля показался крестьянин, одетый по — фракийски. Он бежал, опираясь на палку, и задыхался. Рубаха на его груди была расстегнута, он весь обливался потом. Миновав машину, он закричал во все горло:

— Эй вы, бросайте палки! Палки бросайте, царь едет! Увидит вас царь и подумает, что это не мирная демонстрация. Бросайте палки! Так приказано…

Кто был этот крестьянин и от чьего имени он говорил, никто не знал, но слова его мгновенно произвели впечатление. Люди принялись швырять колья и палки, освобождаясь от них с великой радостью.

Поняв, что все кончено, Манол побежал к шоссе, чтобы поскорее выбраться из возбужденной толпы. Он видел, что некоторые бегут к Бурову с протестами, что еще многие продолжают воинственно размахивать палками, видел тревогу в глазах блокарей, следивших за продвижением вооруженных крестьян. Все это показалось ему диким и бессмысленным, в сердце закрался страх; сейчас Манол уже не думал о важных коммерсантах с гордым, самоуверенным видом; вся его воля была направлена теперь только на то, чтобы пробраться назад и найти своего коня. Он старался не бежать, чтобы не создавать паники, да, собственно, и не мог особенно торопиться. Толпа становилась все гуще, и чем глубже он в нее забирался, тем чаще его толкали, дергали и расспрашивали о том, что произошло впереди. На Манола напирали те, кто, так же как он, стремился к своим повозкам; слышались голоса:

— Возвращайтесь! В Тырново не пойдем! Давайте назад, братцы! Поезжай в Оряховицу!..

Манол оказался среди каких-то крестьян. За ними густой толпой шли христакиевские турки. Шоссе было узким, и те, что спускались по нему сюда, сталкивались с потоком бегущих из-под Тырнова. Движение застопорилось, люди толкались на одном месте, шум нарастал, никто ничего не понимал. Манол упрямо прокладывал себе дорогу, выплевывая набившуюся в рот пыль.

С холмов раздался ружейный выстрел, затем второй, третий. Выстрелы загремели по всей равнине, заглушая шум и крики. Началась частая беспорядочная стрельба. Толпа дрогнула. Лица людей неестественно вытянулись, все с недоумением переглядывались, и каждый думал, что кинется бежать первым.

В ответ на ружейную пальбу раздалось несколько револьверных выстрелов. Стреляли блокари, предусмотрительно захватившие с собой оружие.

— Убили! — завопил кто-то, и в тот же миг, словно в подтверждение, несколько пуль с тонким свистом хлестнули по веткам росших вдоль шоссе вязов и фруктовых деревьев.

Прямо перед собой Манол увидел Бурова, окруженного свитой. Глаза народняцкого лидера, казалось, готовы были выскочить из орбит. Стремительно, широко шагая. Буров шел вниз по шоссе, расталкивая толпу и громко крича:

— Спокойствие, господа, и мужество! Спокойствие, господа!

— Ой-ой-ой, мамочка! В меня попали! — закричал кто-то, и этот крик словно выпустил на свободу долго сдерживаемый страх.

Первыми кинулись прочь от шоссе тозлукские турки. Испуганно крича «вай! вай!», они пустились бежать прямо через виноградники. Вслед за ними ревущей лавиной устремилась вся многотысячная масса, и спустя минуту виноградники были полны бегущими людьми. Все неслись, не обращая внимания на плетни и ограды, прямо по посадкам, через межи и поля. Шоссе опустело, и только немногие еще бежали по нему, подымая пыль. Раненый остался далеко позади. Брошенный товарищами, он плелся по дороге и громко ругался.