Эмилиян Станев - Иван Кондарев

Она торопливо зашагала к дому, желая опередить брата. Вошла во двор и увидела привязанного под навесом коня. Янаки суетился возле него и что-то там делал. Тогда, надеясь встретиться с Костадином наверху, она собралась с силами и поднялась по лестнице.

В гостиной возле накрытого к обеду стола, застланного новой льняной скатертью, хлопотала Христина. Она надела кремовый передник, бретельки которого резко выделя-' лись на темном платье. Кружевной воротник, подобно! маленькому жабо, охватывал ее красивую шею. Тяжелые пышные волосы были закручены в большой узел, напо-' минавший шлем из синеватой стали. За ухом алел бутон японской розы, может быть последней, сорванной в саду; с этим бутоном Христина была похожа на цыганку. Ее спокойное лицо, ее ловкие руки, расставлявшие приборы и блюда, каждое движение ее статной фигуры излучали довольство и радостную уверенность замужней женщины и хозяйки дома. Она улыбнулась Райне, в глазах вспыхнули золотые искорки, и Райне показалось, что она слышит ее воркующий смех.

— Почему ты так испуганно глядишь на меня, Райна? Думаешь, что опоздала к обеду? Нет. Манол еще в лавке, а Коста куда-то ездил верхом и поранил коня, теперь они с Янаки лечат его, — сказала она, протирая полотенцем тарелку, которую держала в руках.

— А где же он? — спросила Райна, готовая вот-вот разрыдаться от ощущения счастья своей невестки.

— Возле коня. Мама и Цонка внизу, в кухне… Что с тобой, милая, ты так побледнела!

Не ответив ей, Райна вернулась во двор.

Из летней кухни слышался голос матери: «Слушай, что я тебе говорю!» Возле очага стоял Костадин и помешивал на противне лук. Старая Джупунка и Цонка наблюдали за ним.

— Ударил коня зверски, — сказала старуха Райне. — И как ему не грех!

Костадин обернулся, взглянул через плечо на сестру и молча продолжал свое дело.

Через двор с плачем пробежал сынишка Манола. Новая рубашка и руки его были перепачканы грязью. Цонка потащила его к чешме мыть.

— Коста, — обратилась к брату Райна, когда и мать ушла к ребенку, — Коста…

— Убирайся, сучка!

— Коста, я тебе все объясню. Это не то, что ты думаешь…

Костадин выпрямился с тазом в руке. Его покрасневшее лицо с набухшей веной на лбу выражало такое презрение и гнев, что Райна испуганно попятилась от порога. Он прошел мимо и направился к навесу.

Она постояла немного у двери и поднялась к себе в комнату. Знакомая обстановка на секунду отвлекла ее от ощущения страха и муки. Она почувствовала себя раздавленной, и душа ее, казалось, уснула.

«Будь что будет!» — решила она и, заперев дверь на ключ, бросилась на кровать.

Все против нее. Пускай. Отчаяние усиливало ее негодование. Она имеет право располагать своими деньгами, она совершеннолетняя. Она скажет им прямо в глаза: отдала их! И что бы у нее с ним ни было — это не их дело. Пускай ее выгонят из дому. Будет учительствовать, одинокая, непонятая… Представление о своей будущей мученической жизни возвышало ее в собственных глазах, наполняло презрением к остальным, но в то же время Райна жалела и оплакивала себя. Слезы текли по батистовой подушке; словно сквозь туман она видела ковер с бедуинами, медные шарики на кровати, кружевные занавески. Пускай ее мучат. Она страдает только из-за благородства своей души, и никто не желает ее понять… Зря растратила силы в напрасных мечтах, отдала самое прекрасное, что было в душе, человеку, который не заслуживает этого… Воображение ее восстанавливало отдельные моменты злополучного свидания. Будет ли она еще искать встреч с ним? Никогда! Он больше не нуждается в ней… «Заплатили за нечто, чего я не могу вам дать…» Холодный, бессердечный человек!

Райна слышала голоса своих близких, доносившиеся из гостиной. Мать спрашивала, почему ее нет за столом. Вероятно, Манол уже пришел и Костадин тоже.

Она вскочила с постели и стала подслушивать за дверью. Все сели за стол обедать.

— Позови ее к столу — нечего нарушать порядок, — громко сказал Манол.

Райна вспомнила, что в доме еще царит праздничное настроение, представила себе их лица, накрытый стол (наверно, есть вино, лимоны, сардины), и сердце ее радостно сжалось от новой надежды: раз Костадин ничего не сказал до сих пор, он им уже не скажет. Утаит из гордости…

Мать подошла к двери и нажала на ручку.

— Это почему же ты закрылась на ключ?

— Я переодеваюсь, мама. Очень болит голова. Дайте полежать немного.

Мать пробормотала что-то и вернулась к столу. Звенели тарелки, дети стучали по столу, барабанили ногами по стульям. Райна пыталась понять, о чем идет разговор. Говорили о ней — объясняли ее головную боль свадьбой. Христина настаивала, чтобы вызвать врача.

— Ничего с ней не станется. Вот я поем и сразу ее вылечу, — сказал Костадин, и она одна-единственная почувствовала в его голосе угрозу.

Значит, он намерен расправиться с нею с глазу на глаз. Только этого она и желала.

Христина отвечала смехом на шутки Манола. Райна представила себе, как она ест. Ее глаза сияют от счастья, исполнены самоуверенности… Даже не верится, что она только второй день в их доме. Христина поглядывает на Косту, улыбается Манолу. А старуха сердито поджимает губы и слушает с неодобрением… Ненавидит сноху за то, что та счастлива, ненавидит из-за Кондарева, из-за того, что сама не знала счастья…

Райна перестала подслушивать и снова легла. Она была голодна, и звон посуды усиливал в ней это чувство.

Обед закончился, дом затих, но брат все не шел к ней. Обеспокоенная, она приоткрыла дверь, чтоб позвать маленького Дачо и послать его за дядей, но в отворенную дверь комнаты Манола увидела Христину и Цонку, раскраивавших полотно на простыни, и не решилась пройти мимо них. Голос Костадина заставил ее вернуться. Он поднимался по лестнице, и по шагам Райна поняла, что идет не один. У нее остановилось дыхание; она было хотела запереться на ключ, но тут дверь отворилась без стука и появился Манол. За ним виднелась голова Костадина.

Манол вошел в жилете, раскрасневшийся от обильной еды и выпитого вина. Мрачный соколиный блеск его глаз вызвал у нее тяжелое предчувствие. Райна попыталась встать с постели, но у нее закружилась голова.

Костадин в это время закрыл дверь и повернул ключ.

Не отрывая взгляда от Райны, Манол протянул руку:

— Дай свою сберегательную книжку!

— Ее здесь нет со мной, — сказала Райна слабым, каким-то чужим голосом, озадаченная тем, что он начал с ее вклада.

— Дай книжку!

Она вытаращила испуганно глаза, поглядела на Костадина, но и его лицо было неумолимо и злобно. Тогда она открыла огромный старый гардероб, в котором вместе с ее вещами находились вещи Цонки и матери, вытащила оттуда черную ученическую сумку (в ней она держала документы и письма), достала книжку и сердито швырнула ее на пол.