Эмилиян Станев - Иван Кондарев

Пощечина оглушила и свалила Райну на постель. Ее словно уносило куда-то.

— Хоть ты и большая… Кричать не смей, а то еще язык вырву! — Манол нагнулся и поднял книжку.

Костадин вытащил из сумки документы и письма, его нетерпеливые, жадные руки перебирали бумаги, рылись в открытках, полученных по случаю праздников, и в фотографиях Райны. Всхлипывая, она глядела, как ее старший брат, став возле окна, внимательно перелистывал страницы сберегательной книжки. Костадин стонал и сопел от волнения. Он вытряхнул оставшиеся в сумке бумаги и присел на корточках перед ними, как турок. Он искал доказательства ее любовной связи с Кондаревым. Она знала, что он ничего не найдет, и в душе прощала ему, потому что сама ранила его гордость и достоинство. Если бы ее ударил он, она легко снесла бы оскорбление, но пощечина Манола наполнила ее ненавистью и леденящим страхом. Для нее Манол был самым чужим человеком в доме, его присутствие никогда не трогало ее сердце. Она его презирала, но никогда не допускала мысли, что он может однажды вмешаться в ее личную жизнь.

— Взяла деньги в прошлом месяце, — сказал он. — Дура стоеросовая, зачем ты ему отдала их? За красивые глаза или по любви? А может, ты в коммунистки записалась?

Углы его губ презрительно подергивались под короткими усиками. Райна плакала, зарывшись лицом в подушку. Манол вытащил из кармана жилетки клочки порванного векселя, которые Костадин подобрал на поляне, положил их в книжку и ударил ею сестру по голове.

— Говори, ослица несчастная! Кто порвал вексель?

— Я давала деньги не ему, а другому.

Костадин перестал рыться в письмах.

— Кому?

Теперь уже не было смысла утаивать, и она рассказала все. Они засыпали ее вопросами, запугивали. Костадин твердил, что он видел, как она целовалась с Кондаревым. Она клялась, что это неправда.

— Значит, он тебя уговорил дать ему вексель и порвал его, — сказал Манол.

— Он мне обещал подписать другой, на свое имя.

— Держи карман шире! — воскликнул Костадин. — Ты скажи-ка, что у тебя с ним? Спасаешь его от тюрьмы — это почему же, с какой стати? Я уже давно заметил, что ты за ним бегаешь. Кого обманываешь?

— Сейчас это не так уж важно. После разберемся, — заметил Манол, но Костадин не замолкал:

— Ты меня позоришь! Если Христина узнает, убью тебя!

Он кинулся к ней и хотел ударить, но вмешался Манол:

— Погоди, пусть она скажет, кто порвал вексель. Значит, вексель подписал Сотиров, и ты на него дала ему вексель, а этот тип тебя обманул, сказал, чтоб ты вернула ему вексель, потому что он хочет дать тебе другой, на свое имя, и когда ты его отдала ему, он порвал вексель?

Райна кивком подтвердила.

— Он принудил ее, — пришел к выводу Манол. Он зажмурился и засунул руки в вырезы жилетки. — Садись, напишешь ему письмо!

— Какое письмо? Никаких писем я писать не буду.

Оглядев комнату, Манол увидел пузырек с чернилами и ручку с пером на подзеркальнике и схватил Райну за локоть.

— Садись!

Он насильно подтащил ее к столу, вырвал из тетради, лежащей среди выброшенных на пол бумаг, лист и положил его перед нею.

— Пиши!

— Мне незачем писать ему. Это мои деньги. Я не хочу, чтоб он мне их возвращал… Не желаю!..

Манол схватил ее за волосы, намотал их на руку.

— Я сделаю тебя посмешищем на весь город, и ни мать, ни Цонка тебя спасать не будут!

Полная отвращения, она подчинилась его злобно шипящему голосу и взяла перо.

— Обращение поставь какое хочешь, — начал Манол, постукивая пальцами по груди. — Пиши. Сегодня вы уничтожили вексель на восемь тысяч левов (восемь тысяч цифрами и прописью!), выданный по моему распоряжению. Как зовут этого Сотирова? Стефан?.. Господину Стефану Сотирову. И на основании закона… об уничтожении платежных документов, поскольку по закону это деяние является уголовно наказуемым преступлением… Не смотри на меня, а пиши то, что я тебе говорю!.. И меня обманули, сказав, что подпишете другой вексель, на ваше имя. С настоящим письмом отправляю вам на подпись новый вексель на сумму, которую вы получили от Стефана Сотирова, в противном случае я возбужу против вас уголовное и гражданское дело… Почему ты не пишешь? — заорал он, увидев, что Райна отложила перо.

— Но он, может быть, подпишет его и без угроз. Он обещал дать, и зачем тогда делать все в такой грубой форме?

— Не рассуждай! Пиши!

— Но я могу написать все это совсем по-другому, учтивее.

— Можешь замочить себе подол. Вот что ты можешь!

Райна вздохнула, взяла перо и написала все так, как от нее требовали. Манол сошел вниз и несколько минут спустя вернулся с выписанным векселем, скрепленным гербовой маркой. Письмо вместе с векселем было передано Янаки и подручному из лавки (чтобы был свидетель, если Кондарев откажется). Манол проводил слуг до дома Кондарева, но самому входить внутрь ему не понадобилось, поскольку Кондарев вексель подписал. Манол заставил сестру поставить на обороте свою подпись и спрятал вексель в кассу под замок.

На следующий день Райну отправили в деревню. Всю дорогу она вздыхала, глядя на несказанно прекрасные, пожелтевшие леса, навсегда прощаясь со своими любовными мечтами. Из деревни она послала Кондареву прощальное письмо. В нем она объясняла, как ее принудили написать ему ту записку, и винила его во всем, что произошло, из-за того, что он не верил в благородство человека, сам оттолкнул ее от себя и своим скептицизмом погасил в ее душе энтузиазм.

После объяснения в любви с Лнтоанетой Александра Христакиева охватило еще большее беспокойство: свидание на винограднике не состоялось, а к девушке он испытывал страсть, которая прямо-таки терзала его и делала все более нетерпеливым. Ко всему еще и Даринка избегала оставаться с ним наедине. У Хаджидрагановых он стал замечать какую-то напряженность. Состоятельный старик выглядел мрачным. Никола редко выходил в город, и даже слуги их были унылы. Христакиев начал думать, что его посещения неприятны всем и что старик, который подозревал о его намерениях, просто хотел избавиться от него.

Когда погода наладилась и пришла пора сбора винограда, он, окончательно потеряв терпение, задетый за живое, отправился к Хаджидрагановым, чтобы потребовать у Даринки выполнения данного ему обещания.

Даринка встретила его довольно холодно, и он прочел на ее лице раздражение.

— Я все ищу благоприятный повод и не могу ничего придумать, — сказала она, избегая его взгляда, нервничая и оглядываясь в пустой гостиной. — И потом почему бы вам самому не договориться с Тони?

Он нахмурился.

— Госпожа Хаджидраганова, за последние несколько дней ваше отношение ко мне очень изменилось. Скажите мне, по какой причине?

Даринка принялась без всякой на то необходимости одергивать юбку.