Неля Гульчук - Спаситель Птолемей

Наконец олигарх Игемон подошел к Фокиону и встал рядом с ним.

– Я буду счастлив умереть вместе о Фокионом.

– Я тоже! – вскричал олигарх Никокл. – Запомните, афиняне, завтра вам всем будет стыдно за это постыдное судилище. Фокион не причинил зла ни одному из афинян.

– Казнить Фокиона!

– Казнить всех олигархов! – раздался над театром один общий крик.

Требование старого права, чтобы голоса были отбираемы относительно каждого обвиняемого в отдельности, было оставлено без внимания. Наконец, приговор не был произнесен в обычной форме голосования камешками, – было решено проголосовать посредством поднятия рук. Теперь уже не было речи о том, что в наказание виновным будет определена частью казнь, частью изгнание и конфискация имущества. Многие потребовали подвергнуть обвиняемых публичной пытке и немедленно вызвать палача с пыточным колесом.

Агнопид, заметивший возмущение македонских военачальников этой позорной и бесцельной жестокостью, обратился к толпе.

– Что же нам тогда останется для сбежавших из города Каллимедонта и Деметрия Фалерского, когда мы их поймаем?

Громкий одинокий голос из толпы выкрикнул.

– И что для тебя?

Все обернулись на голос, но найти этого человека в толпе никому не удалось, словно боги выкрикнули эти слова с неба в защиту достойнейшего из афинян.

Смертный приговор был вынесен единогласно. Осужденные были отведены в темницу, сопровождаемые по дороге насмешками и бранью толпы.

В темнице Фокион и его друзья осушили кубки с ядом. Их тела были брошены непогребенными за стены города на съедение птицам и псам.

Таков был первый акт восстановленной в Афинах регентом и царями демократии.

Беспорядочно собравшаяся многотысячная толпа получила право разыгрывать роль граждан, которым вернули свободу, и начала с того, что утолила свою преступную страсть к насилию на лучшем гражданине Афин.

В течение всей своей долгой жизни Фокион заботился только о благе своего города и его граждан и не ошибался, считая, что время демократии, время политического величия Афин прошло, что правителям города ничего другого не остается, как своим управлением охранять спокойствие и благополучие своего государства. Даже тогда, когда под подавляющим могуществом Александра Великого и Антипатра в Афинах снова начали оживать восторженные мечты о свободе и величии, Фокион не верил в спасительную силу идеалов, которыми прославленные ораторы, и в первую очередь Демосфен, надеялись возвратить молодость ослабевшим жизненным силам афинского народа, – в этом, считало большинство афинян, заключалась его основная вина, за которую он трагически поплатился, которой он не заслужил своей стоявшей выше всяких низменных упреков толпы жизнью.

Фокион стал жертвой политической интриги той власти, которая крича о свободе и демократии, была далека от них и пользовалась этими символами только как разящим мечом против неприятеля, с которым она сама боролась за господство над Афинами.

Казнью Фокиона и олигархов Полиперхонт надеялся склонить на свою сторону афинян и восстановить их против Кассандра, чтобы обеспечить за собой важную и надежную для предстоящей неизбежной войны позицию.

Через несколько дней после казни Фокиона в порт Пирей прибыл Кассандр с флотом и войсками, предоставленными в его распоряжение Антигоном и Птолемеем для борьбы с регентом.

Никанор сумел удержать в своих руках гавани Афин до прибытия Кассандра. Нанести разящий удар по укрепившейся власти регента в Греции Кассандр считал делом ближайшего будущего.

В своей победе Кассандр не сомневался.

Получив известие о прибытии Кассандра, Полиперхонт поспешил стать лагерем под стенами Пирея.

Открытие храма богу Серапису. Коварные замыслы Эвридики. Разговор Птолемея с Филоклом. Кассандр занимает Афины. Союз Эвридики, жены Арридея, с Кассандром. Жертвоприношение Олимпиады. Смерть Арридея и его жены Эвридики.

Александрия стремительно строилась, превращаясь в крупнейший город мира.

Город возводился на границе западной пустыни рядом с дельтой Нила на узкой полосе земли между морем и лагуной, именовавшейся Мареотидским озером. Это было единственное место на побережье Египта, где можно было построить город-порт благодаря менее илистой почве. Город был защищен от северных ветров и открытого моря грядой рифов и островом Фарос. Этот остров соединялся с материком дамбой, благодаря чему образовались две крупные гавани по обеим сторонам дамбы. Обе гавани могли вместить в себя более тысячи судов одновременно.

Архитектор Дегинократ, строивший Александрию, следуя эллинистическому стилю, спланировал её в форме, близкой к прямоугольнику, с широкими прямыми улицами.

Александрия быстро превращалась в центр культуры и искусств всего эллинистического мира.

Новой столице Египта, по замыслу Птолемея, предстояло открыть новую эпоху в истории страны, стать откровением, превосходящим и углубляющим все предыдущие.

В одном из папирусов Птолемей повелел написать: «Александрия – это весь мир.»

Территория Александрии стала резиденцией бога Сераписа, подобно тому, как Мемфис был резиденцией бога Птаха, а Фивы – резиденцией Амона.

Церемония открытия храма богу Серапису тщательно готовилась особо приближенными к Птолемею сановниками и произвела на присутствующих на ней египтян, греков, македонян и многонациональное население Александрии незабываемое впечатление.

По великолепной выложенной мраморными плитами дороге, ведущей к храму, Птолемей появился на большой колеснице и сам совершил первое жертвоприношение богу Серапису. Все сердца возликовали, когда Птолемей принес великое приношение богу-покровителю новой столицы древнего Египта – приношение пива, хлеба, мяса птицы, вина, фруктов, благовоний, воды.

Жители Александрии пришли на церемонию открытия храма с самого раннего утра. После совершенного жертвоприношения к ступеням храма подошли вельможи, высший командный состав войска и писцы высокого ранга. Жрецы из Эллады и Египта стояли рядом друг с другом.

С самого начала своей деятельности в Египте Птолемей стремился наладить контакты с египтянами через религию. Почитание бога Сераписа должно было восприниматься народом Египта и за его пределами как яркое выражение созданной Птолемеем двуединой греко-египетской традиции.

Первое впечатление при взгляде на новый храм было ослепляющее. Храм был построен из сверкающего белизной мрамора. Четырехугольное, окруженное колоннами здание, гордо возвышалось на вершине холма, пронизанное лучами солнечного света на фоне ярко-синего неба. Мраморные ступени возносили здание ввысь над толпой.