Неля Гульчук - Загадка Александра Македонского

Таида гордо вскинула голову:

– Гетера!.. Да, я гетера! Но вспомни, царь! Гетера Аспазия определяла судьбы афинского народа. И я в состоянии сделать то же самое, что и она! Посмотри на меня! Ты, Александр, сын Зевса, сын бога! Я тоже выбрана из тысячи смертных самой Афродитой!..

После короткого молчания Александр сказал:

– Прощай, Таида!..

Гетера опустила голову. Длинные ресницы, на которых блестели слезы, опущенные руки, – она была трогательна, как обиженный ребенок:

– Не уходи… Если ты бросишь меня теперь, мне останется только умереть.

Царь невольно улыбнулся:

– Нет, Таида, не надо умирать. Что будет с Элладой без живой богини?

Но вдруг Таида внутренне собралась, наполнила вином кубок Исиды и протянула его Александру:

– Выпей со мной вина, царь!

Александр взял протянутый ему кубок и осушил до дна.

Таида, пристально глядя в глаза Александра, расстегнула золотые фибулы, которые поддерживали вышитый хитон. Тонкая ткань соскользнула и упала к ее ногам.

Гетера медленно приближалась к царю, не отрываясь смотрела ему в глаза и, уверенная в своей красоте, улыбалась…

Сжимая ее в объятиях, Александр, сдаваясь, пробормотал:

– Так угодно богам, которые создали тебя столь совершенной…

Они опустились на ложе, и отблески светильников озарили их тела…

Таида проснулась внезапно. Она была одна на ложе. Приподнявшись, она увидела Александра.

Царь держал в руках меч. Глядя на отточенное лезвие, поворачивая его в разные стороны, он гладил острие и сосредоточенно думал, не замечая ее.

Она забеспокоилась:

– Какие думы тревожат тебя? Могу ли я облегчить?..

Александр нервно засмеялся:

– Ты опасна, богиня. Знаешь, я почувствовал, как легко умереть в твоих объятиях. А я… еще не все совершил…

Раздражение его нарастало:

– Ты отняла у меня целую ночь! Лучше б я никогда не видел тебя.

Она подошла к нему, поцеловала его руку, прижалась к ней щекой. Услышала почти умоляющий шепот:

– Не стой на моем пути!

Таида с грустью прошептала:

– Я… Я более не потревожу тебя, хоть и буду рядом…

Царь обратился к ней с таким львиным рыком, что она вздрогнула:

– Рядом?! Что же ты хочешь на этот раз, афинянка?

Сняв висевшее у нее на шее ожерелье, она показала ему бронзовый наконечник стрелы в центре украшения:

– Видишь это?

Александр взял его в руку.

– Это персидская стрела… Но персы уже давно такими не пользуются…

Таида была взволнована.

– Да, эта стрела была выпущена из персидского лука четыре поколения назад. Но рана, причиненная ею, до сих пор сжигает мое сердце.

Он налил ей в чашу вина. Она, едва пригубив, поставила чашу на место, не заметив, что это был кубок Исиды. Ее руки заметно дрожали.

– Мой разум, о Таида, не постигает смысл твоих слов. Объясни…

Александр обнял ее за плечи, подвел к ложу, усадил рядом.

– В год семьдесят четвертой Олимпиады полчища персов осадили мой город…

– Поход нечестивого Ксеркса, – резко бросил Александр и замолчал. Он был весь внимание…

– По предсказанию оракула, спасение Афин было в деревянных стенах. Большинство афинян поняли, что речь идет о бортах кораблей, и ушли на кораблях к Саламину. А мой прапрапрадед, в числе меньшинства, занял Акрополь, перегородив доступ к нему деревянными стенами.

Порывисто встав, она вынула из ларца кожаный мешочек и, развязав его, высыпала на ладонь содержимое:

– Это угли сожженных персами святынь Акрополя. Это прах моих предков. Эти страшные реликвии передавались в нашем роду из поколения в поколение. Теперь их храню я…

Она снова взяла в руку наконечник стрелы, еле слышно, глухим голосом сказала:

– А это жало извлечено из тела славной Эринны, моей прапрапрабабки, которая доблестно сражалась в числе немногих защитников Акрополя. А когда я была еще совсем маленькой, персы на моих глазах убили мою мать…

Таида подняла на царя свои потемневшие от скорби глаза, в которых играли огненные отсветы:

– О Александр, ты моя единственная надежда. Я не стану больше молить тебя о любви. Я умоляю тебя разрешить мне утолить мою ненависть – вступить вместе с воинами в Персеполь!..

– Зачем ты хочешь пуститься в столь трудный и опасный путь?

Сжав кулаки, Таида встала и произнесла как заклятие:

– Персеполь – сердце и душа Персии. Я хочу своими ногами попрать эти проклятые камни. Я хочу, чтобы эта стрела вернулась туда, откуда она начала свой полет… И потом, согласно твоему ранее высказанному желанию, я хочу быть украшением самого грандиозного пира победы! Пира Александра Великого, сына Зевса-Амона!..

Александр долгим немигающим взглядом посмотрел на гетеру. Она действительно, как говорил Птолемей, была достойна царя.

– Хорошо! Я разрешаю тебе исполнить то, о чем ты меня просишь!

Он резко встал и стремительно вышел.

Глаза Таиды сверкали. Она тихо промолвила ему вслед:

– Да хранят тебя богини мщения.

Занимался рассвет.

После военных учений на равнине близ крепостных стен Вавилона друзья собрались в шатре Птолемея. Поужинали, но не поднимались из-за стола, расходиться не торопились. За последнее время накопилось много невысказанных мыслей, хотелось поделиться ими друг с другом. Ведь впереди снова поход!..

Птолемей был задумчив, одну за другой брал из чаши виноградины.

Гефестион и Клит, напротив, были веселы, много шутили. Но от внимательных и зорких глаз Клита не укрылась надломленность в поведении красавца Гефестиона после тяжелого ранения.

Неожиданно в шатер заглянул Филота.

Гефестион сразу замкнулся. Он никогда не скрывал своей неприязни к этому высокомерному щеголю, да и вообще считал, что Филота не подходит для их сплоченного союза друзей Александра.

Филота, человек тщеславный и легкомысленный, время от времени бахвалился, что все победы одержаны македонцами благодаря его отцу Пармениону. Гефестион ждал удобного случая, чтобы разоблачить Филоту.

Клит, в отличие от друга, ценил Филоту за храбрость и удачи в боях. Тот часто одерживал победы в казалось бы безнадежных ситуациях.

Обычно вспыльчивый, Клит в этот вечер был настроен дружелюбно.

– Говорят, что ты подковываешь салаги серебряными гвоздями? – поинтересовался Клит у вошедшего.

– А разве мы этого не заслужили? – в свою очередь спросил Филота у Клита.

Птолемей приказал мальчику-виночерпию налить гостю вина.

– Зевсу, – выплеснул вино из кубка на пол Филота и воскликнул: – Вавилон! Город, разбивающий сердца. Здесь столько красивых женщин в квартале Терпимости!

Гефестион язвительно заметил:

– И ради этого ты готов отложить покорение целого мира.

Филота, осушив кубок и дерзко глядя на Гефестиона, спросил: