Наоми Френкель - Дом Леви

Сильный стук в дверь.

– Пожалуйста.

Иоанна врывается в кабинет, школьный ранец летит в кресло.

– Отец, я…

– Иоанна, как ты выглядишь? Большая девочка и не стесняется ходить такой взлохмаченной Быстро ступай к Фриде и переоденься. Я не готов разговаривать с такой грязнулей.

– Сегодня это не важно, отец… я… я должна тебе что-то рассказать.

Господин Леви видит взволнованное лицо дочери, ее красные глаза и опавшие щеки, и говорит мягким голосом:

– Сядь, Иоанна, скажи, что лежит у тебя на душе?

– Отец, я не могу завтра быть ангелом.

– Кем ты не можешь быть?

– Ангелом на рождественском представлении. Было страшно неприятно сегодня в школе. Я должна быть завтра ангелом на празднике Рождества в школе, ангелом с очень длинной ролью. Но я не буду, несмотря на то, что мне угрожали тем, что ни одна другая девочка не успеет выучить наизусть эту роль до завтрашнего дня. Но я не буду. Тогда послали меня к доктору Гейзе, и он единственный в школе, который на меня не рассердился, даже погладил меня по волосам. Я ему все рассказала…

– Что ты ему рассказала, Иоанна? Что вдруг пришло тебе в голову?

– Сказала ему, что я еврейка, и не могу быть ангелом Иисуса.

– И что тебе сказал доктор Гейзе?

– Он сказал, что если бы сразу, с началом репетиций, я бы не согласилась быть ангелом, никто бы не мог меня заставить им быть. Наоборот, они уважают мое к этому отношение. Но сейчас слишком поздно, ибо, вероятно придется вообще отменить представление, а это невозможно. И только еще один раз мне придется быть ангелом, потому что выхода нет…

– Если так тебе сказал доктор Гейзе, девочка моя, вероятно, и вправду нет выхода, и ты должна его послушаться.

– Нет, отец, нет! – кричит Иоанна. – Иисус принес нам страшные беды, и я не могу быть его ангелом. И кроме всего сейчас Ханука. Целую неделю. А я этого не знала.

– Подойди ко мне, Иоанна.

Господин Леви притягивает к себе дочь, так, что ее коленки касаются тигриной шкуры:

– Кто тебе рассказал о Хануке, учитель иврита?

– Нет, отец, Джульетта Маккавей мне рассказал.

– Говорят – Иегуда Маккавей, Иоанна. Но мне кажется, что не он говорил с тобой.

– Он. Вправду он. Вчера я встретила его в Движении Саула. Он рассказал мне. И представление я видела. Отец! Женщина по имени Хана пожертвовала своими семью сыновьями, потому что не хотела разрешить им преклонить колени перед статуей греков. И сказала им: «Будьте верны матери своей и Богу вашему!» Какая чудная мать была, отец.

Глаза дочери обращены к портрету матери над письменным столом отца, и глаза отца тянутся за ее взглядом. Хочет господин Леви погладить Иоанне волосы и натыкается на шляпку, косо сидящую на ее волосах. Неумелыми руками стягивает он с ее головы шляпку и снимает с нее пальто.

– Да, детка, что же мы будем делать? Ты хочешь быть верной еврейкой, но закон есть закон, и обязательство есть обязательство, Образ Иисуса симпатичен, и вовсе не стыдно во имя его подняться на сцену.

– Нет! Даже если меня убьют, я не преклоню колени перед Иисусом, как мне надлежит сделать завтра на сцене.

– А-а, так все дело в том, что надо преклонить колени. Если так, то я позвоню доктору Гейзе, чтобы он отступил от правил, и отменил преклонение. Произнеси завтра свою роль, стоя, выпрямив спину, не так ли, дочка?

– Но завтра вечером большое представление Хануки в Движении. Как я приду туда в тот же день, когда была ангелом Иисуса?

– Но ты не можешь устроить бунт в школе. Это не честно, Иоанна. Я позвоню доктору Хейзе. Посоветуемся с ним, и увидим.

– Отец…

– Да, Иоанна. – Отец, Джульетта Маккавей, мой инструктор, сказал мне, чтобы я привела родителей на представление. Идем со мной. Все дети приходят с родителями.

– Я очень сожалею, Иоанна, но ты же знаешь, мне запрещено выходить в такие морозные вечера. Я попрошу Гейнца тебя сопровождать, хорошо?

– Гейнц – только брат.

– Тогда попрошу деда, ладно?

– Дед? – Нет, нет! Дед выращивает свиней на своей усадьбе и не может быть на представлении Хануки.

– Но, Иоанна, – взрывается смехом господин Леви и, видя ее ставшее печальным лицо, говорит, – если ты обещаешь завтра послушаться доктора Гейзе, я тоже отступлю от правил, и пойду с тобой на ханукальное представление. Сделаем такой договор между нами. Ты согласна?

Отец и дочь заключают соглашение, хлопнув друг друга в ладони.

– Но на колени я не встану, отец! Ни за что!

– Конечно же, нет.

– Уважаемый господин, обед в столовой готов, – то ли сообщает, то ли приказывает Фрида, и глаза ее со всей строгостью глядят на взлохмаченную девочку, которая в таком грязном виде осмелилась зайти к отцу.

– Меня ждут? – спрашивает Леви.

– Нет, уважаемый господин. Старый уважаемый господин обедает вне дома с бароном.

– А Эдит?

– Эдит ушла полчаса назад на прогулку с… чужаком… господин.

В столовой пусто и сумрачно. Большой стакан посверкивает на столе.

– Идем со мной, Иоанна, пообедаем вместе и продолжим разговор о Хануке.

– Что? – вспыхивает Фрида. – В таком диком виде она сядет за стол? Я не позволю этого, господин.

– Ничего, Фрида. Сегодня мы обойдем правило. Только сегодня.

Господин Леви берет маленькую дочку за руку, и ведет за собой.

Эдит ожидает своего друга в кафе примерно в получасе ходьбы от своего дома. Тут, около кафе с низкой крышей и красными кирпичными стенами, скрытого среди высоких сосен, проходит граница мегаполиса. Лес, луг, ручей и виллы для летнего отдыха раскинуты по ту сторону этой как бы невидимой границы. Небольшое это кафе, погруженное в снег и безмолвие – секретное место встреч Эдит и Эмиля. Редко можно увидеть здесь человека на лесной тропинке. Только огромная вывеска, висящая в саду, между двумя столбами, раскачивается на ветру и нарушает своим одиноким скрипом окружающее безмолвие. Большими буквами с рифмой начертано на ней:

«Здесь пустили традиции корни свои –

Истинный кофе для каждой семьи».

Только птицы наслаждаются этим приглашением. Радостно толкутся они вокруг большого ящика с едой, специально сколоченного для них между деревьями.

Старики – хозяева кафе греются жаром печи в их комнате. Непричесанная седая служанка, цепляется ногами о пороги комнат, Длинный нос делает ее похожей на злую ведьму, соблазняющую детей, заблудившихся в лесу. Жизнь здесь, главным образом, ощутима летом, с приходом массы туристов, желающих на время покинуть серый город и выйти на зелень природы. Семьи занимают круглый стол под сенью сосен в саду. Мать достает из сумки толстые ломти хлеба и мешочек кофе, а неряшливая служанка кипятит воду в больших пузатых чайниках. Сейчас зима царствует в лесу, и красный кирпичный домик тоже в ее владении, и нет лучшего тайного уголка для влюбленных. Комната, которую снял Эмиль, заброшена и полна пыли, большая деревянная кровать посредине, покрытая грубым полотном. На тумбочке – большая эмалированная миска для умывания и чайник, носик которого зазубрился. Ко всему здесь давно не прикасались, и все как бы состарилось. Стоит Эдит спиной к комнате, лицом к лесу. Еще час ей надо ждать Эмиля. Размышления и колебания гнали ее из отчего дома в эту комнату, раздражающую нервы своей запущенностью. Игра в прятки по желанию Эмиля превращает ее любовь в постоянный испуг, и, если можно так сказать, искривляет всю ее жизнь. Из-за того неудачного визита в дом Леви, Эмиль ни за что не хочет его посетить вторично.