Наоми Френкель - Смерть отца

– И это тоже к добру, – как бы про себя бормочет доктор.

– …И заняться другой работой. Вот, взгляните, доктор. – Оттокар разворачивает перед ним большой чертеж. – Памятник Гете в рабочем районе. Из белого мрамора. Вот тут я написал: «Да будет свет!» Место подходит, доктор. Серые люди, серые дома и обветшавшая скамья среди серых деревьев. Вот, вместо скамьи я и хочу воздвигнуть памятник, и липовые деревья раскинут свои кроны над ним.

– Оттокар, дорогой человек, – доктор расхаживает по кабинету, возвращается и касается руки скульптора, – это великолепно. Я рад, что ты пришел ко мне, рад, что есть еще такие, как ты… Это все же удивительно!

– Но, доктор, это же понятно. Надо что-то сделать. Гете, как союзник по – это вдохновляет. Что в этом удивительного?

– В потребности к действию, в конце концов, – бормочет про себя доктор, кладет опять руку на шевелюру Оттокара и повышает голос, – Оттокар, это невероятно нужное дело. Прекрасный план. Я сам представлю его на комиссию в муниципалитет. Конкурс, правда, завершен, но ничего, друг мой, есть еще время.

Резко звенит звонок.

– Дорогой Оттокар, нам надо расстаться. Я иду учить молодых девушек мудрости наших древних греков, – вздыхает доктор. – Приходи проведать меня дома. Мы ведь члены одной ассоциации – любителей и почитателей Гете.

– Да, да, доктор, с удовольствием приду к вам в ближайшие дни, – Оттокар берет пальто, но тут же кладет его обратно на стул, – минуту, доктор. Совсем забыл. Тут, у вас, в школе учится маленькая девушка по имени – Иоанна Леви. Могу ли я ее увидеть?

– Ты знаком с маленькой Иоанной? – изумляется доктор.

– Да, доктор. Познакомился с ней в день смерти тетушки. Она сделала для меня большое дело. Очень смешная девочка, эта Иоанна.

– Слишком смешная, – бормочет доктор и нажимает на электрический звонок.

В мгновенье ока возникает Шульце и кланяется высокому гостю. Нет предела изумлению Шульце в этот день. Доктор Гейзе приказывает ему сейчас же привести сюда Иоанну Леви, эту маленькую еврейку, с которой у привратника давние серьезные счеты.

Иоанна сидит в классе. С красным от напряжения и беспокойства лицом она погружена в домашнее задание по латыни, заданное доктором Дотерманом, которое не успела выполнить. Она очень боится его. Он огромен, пузат, с широким лицом, выпяченными глазами, толстыми белыми бровями, которые ощетиниваются у него в момент гнева. Венец длинных седых волос окаймляет его огромную лысину, руки покрыты веснушками, и тяжелые его шаги слышны издалека. Когда он входит в класс, все девушки вскакивают и стоят по стойке смирно. И горе девицам, если они уже передали свои работы в красные большие руки доктора Дотермана! Еще ни одна из учениц не сумела удовлетворить требования строгого учителя. Он швырял тетради на кафедру, сжимал кулаки и орал на перепуганных учениц.

– Это работы, уважаемые дамы?! Просто, дерьмо. Быть может, я слишком строг, но всегда прав. И не дам ни одному человеку заставить меня отказаться от моих слов. Уважаемые дамы, старость пришла ко мне с честью, и я научу вас уму-разуму. – И он скрежетал своими вставными зубами. А если были работы, по его мнению, «ниже всякой критики», прибавлял к своей речи еще одну устрашающую угрозу: «Уважаемые дамы, из-за этих ваших работ я выйду на преждевременную пенсию, и вот тогда увидите, уважаемые дамы, кто будет вас учить, если я покину это место, и появится кто-то другой.

И все ученицы сидели, потупив головы.

Тетрадь Иоанны всегда была красного цвета, как будто на нее пролилась кровь. Это доктор Дотерман всю ее исчеркивал красным карандашом. В общем-то, нельзя сказать, что Иоанна так уже плоха в латыни, но она знает много того, что ей, по мнению доктора, знать не следует. А то, что она обязана знать, она не знает. И все это из-за господина Леви, который упражняется с дочерью по латыни, ибо он большой любитель этого языка. Эти многие, но, по его мнению, ненужные знания Иоанны сердят доктора Дотермана, и он при любой подвернувшейся возможности орет ей в перепуганное лицо.

– Анхен! – к большому стыду Иоанны, он только так ее зовет. – Анхен! Что толку с того, что милосердный Бог одарил тебя определенной мерой разума, если, в противовес ему, дьявол одарил тебя непомерной мерой лени?

Иоанна усиленно пытается перевести сейчас двенадцать предложений доктора Дотермана, которые он вчера начертал на доске, решительно требуя самым точным образом перевести их дома на латынь. Иоанна в то время думала о чем-то постороннем, и теперь торопится выполнить задание. Вокруг нее невероятный шум Толстая Лотхен красит губы пламенным красным цветом, и все девицы окружают ее и громко наперебой дают ей советы, как ей придать губам форму сердечка. И среди всего этого шума внезапно раздается голос Шульце:

– Иоанна Леви, немедленно к директору.

– Иоанна, что ты натворила? Что снова случилось? – окружают ее девочки.

Все полагают, что это связано с тем, что произошло две недели назад у доктора Хох, учительницы алгебры. Вот уже двенадцать лет она ходит в траурных одеждах по жениху, который пал на Мировой войне. Высокая лента связывает ее волосы на затылке по моде, которая была еще тогда, в дни кайзера Вильгельма. Вся она в полосах, как зебра, благодаря черному и белому цвету. Волосы ее черно-белые, лицо белое, одежда черная. Две недели назад доктор Хох забыла учебник по алгебре и попросила его у Иоанны, которая сидит на первой парте. Ничего не подозревая, дала ей Иоанна учебник, но совсем забыла, что днем раньше сидела она в своей комнате за учебником алгебры, и вместо того, чтобы делать уроки, вырезала из коммунистической газеты головы вождей, начиная Лениным и кончая Тельманом, и вложила вырезки в учебник. Можно представить себе выражение лица доктора Хох, когда она увидела коммунистические головы среди алгебраических формул! И так белое ее лицо побелело во много раз сильнее, и, не сказав ни единого слова, взяла она Иоанну за руку, и повела к директору. Только там она тонким требовательным голосом рассказала доктору Гейзе о коммунистических вождях, поселившихся в учебнике алгебры! Нельзя сказать, что директор так же заволновался, как госпожа Хох. Равнодушным движением он извлек эти головы из учебника алгебры, бросил их в ящик своего стола, и, совершив некоторое усилие, строго сказал: «Политика в стенах школы решительно запрещена!» Но тут же перевел разговор на другую тему, и попросил Иоанну завязать шнурки на ботинках. Затем вернул ее на урок алгебры доктора Хох, и на этом для него и инцидент был исчерпан. Для него, но не для несчастной Иоанны. В тот же день она стала известна всей школе, как коммунистка. И учителя и привратник Шульце не раз бросали на нее враждебные взгляды. И, конечно, все они немилосердно критиковали директора школы доктора Гейзе за проявленную к девочке мягкость.