Наоми Френкель - Смерть отца

– Да, и я, в конце концов, среди них, – граф не слышит ее вскрика, поднимаясь по маленькой лесенке, – подай мне край чехла, Иоанна.

Чехол падает идолу на голову будущего.

– Спасибо, Иоанна, – спускается граф и отряхивает с одежды пыль.

– Совсем забыл, что раньше чехол это лежал на груде извести, – отряхивает он платье Иоанны, и оба окутываются облаками пыли.

В горле Иоанны сухо. Руки графа скользят по ее одежде, волосам. Иоанна чувствует его руки, белые от пыли, на своих волосах…

Словно граф нарочито ворошит ее волосы, и неожиданно его пальцы касаются ее лица. Щупают ее лицо, и она ощущает каждый его палец отдельно на своей коже.

– Дай мне твою руку, – говорит он охрипшим голосом. Иоанна кладет свою маленькую ладонь в его протянутую ладонь, которая сжимается, силой захватывая ее ладошку. Его напряженное лицо смотрит на нее.

– Что ты хочешь от этой девочки? – остерегает его внутренний голос. – Отстань от нее. Нервы твои напряжены с того момента, когда ты встретил Клотильду Буш! Отстань! Ты сошел с ума!

– Нет, нет, – откликаются кончики его пальцев, крепко обхвативших ее маленькую руку.

– Пожалуйста – слабо откликается внутренний голос, – ты мне делаешь больно.

Дрожь пробегает по телу графа. Рука раскрывается. Открываются пальцы – длинные и короткие. Ослабевшая рука Иоанны падает вдоль ее тела. Пять красных пятен на ее руке от его пальцев. Между бровей скульптора пролегла глубокая морщина. Губы его сжались. Изумленная Иоанна смотрит в изменившееся его лицо. Не говоря ни слова, граф бежит к столу, раскрывает ранец девочки, торопливо впихивает книжечку Кокса между учебников, и сердито защелкивает ранец.

– А теперь иди, – говорит граф тяжелым сдавленным голосом застывшей на месте Иоанне, подает ей ранец, не глядя на нее.

Глаза Иоанны широко раскрыты. Как дурное колдовство нападают на нее эти мгновения. Она хочет выполнить приказ графа и не может сдвинуться с места. Хочет что-то сказать, но не может издать ни звука.

– Иди, Иоанна, – снова слышен его странный голос – иди, у меня мало времени.

Иоанна срывается с места и убегает. Не смотрит в сторону графа, только слышит, как за ее спиной с треском закрывается дверь.

– Что я снова сделала? Почему он так на меня рассердился? Что я ему такого сказала?

Иоанна оборачивается. Дверь графа закрыта. Ничто там не двигается. Даже маленький лучик света не просачивается оттуда. Словно дверь закрылась навсегда, и больше никогда не откроется. Иоанна спускается по ступенькам, слезы текут у нее из глаз. Деревянные ступеньки сильно скрипят.

– Боже правый! Сколько надо спускаться и идти по коридору.

Из комнаты выходит Бартоломеус с грудой простыней в руках. Иоанна быстро отирает слезы, даже если она сейчас умрет, не покажет глаза. Останавливается.

– Эй, ты там, – смотрит парень на нее снизу, – что ты делала у графа столько времени?

– Тебе какое дело? Иди, помоги своей матери.

– Иди сюда, я хочу тебе что-то сказать.

– А я не хочу идти к тебе, – и она усаживается на ступеньках.

– Не хочешь, не надо. Я только хотел сказать, что тебе стоит пойти ночью и посмотреть, как «граф! Кокс роет землю в поисках еврейского клада.

– Захочу – пойду. Тебя это не касается, – старается Иоанна избавиться от первенца. Она дрожит от страха: вдруг граф выйдет и увидит ее сидящей на ступеньках и заподозрит, что она ждет его. Теперь она знает, что не хочет его больше видеть.

– Ты сегодня ужасно глупа, – говорит первенец и уходит.

Почти бегом Иоанна покидает гостиницу Нанте Дудля. И всю дорогу до дома она бежит, и выражение потрясения не сходит с ее бледного лица.

– Иоанна умерла! Иоанна умерла! – несется крик Бумбы по всему дому. Фрида послала его в комнату сестры, посмотреть, что случилось с девочкой: ей пора в школу, а ее не видно. Бумба обнаружил в ее комнате опущенные жалюзи, а саму Иоанну – лежащей в постели с закрытыми глазами. Позвал ее, она не ответила, ни голосом, ни движением лица.

– Иоанна умерла! Иоанна умерла! – и все двери распахиваются одновременно.

– Иисусе, – плачет Фрида и бежит по ступенькам, за нею – садовник и все служанки.

Эдит и Гейнц уже в комнате Иоанны. Гейнц закатывает вверх жалюзи. Мертвая Иоанна поднимается на миг, и снова падает в постель, головой в подушку.

– Успокойтесь! – кричит Гейнц испуганным домочадцам. – Иоанна в полном порядке.

– На тебе! – Бумба получает звонкую пощечину от Фриды. – До смерти напугать людей…

– Но она мертва! Минуту назад она была абсолютно мертва, – заливается слезами Бумба.

Эдит сидит на краю кровати и гладит Иоанне лоб и лицо.

– Ты больна, дорогая моя. Скажи, Иоанна, ты плохо себя чувствуешь?

Вчера Иоанна хотела покончить собой. Всю дорогу от дома Нанте Дудля шла пешком, бежала по забитым несущимися машинами шоссе с одним желанием в захолодевшем сердце, чтобы наехал на нее трамвай, или автомобиль, или хотя бы мотоцикл! Она была так несчастна.

«Вечерний мир»! «Сногсшибательные новости!» – кричали продавцы газет на всех углах.

Что она сделала графу, что он ее выгнал из своей комнаты? Что плохого она сделала ему?

Когда она добралась до площади, уже взошла луна. Бледный полумесяц. Небо и земляодинаково темны. Иоанна прижала горячий лоб к прохладному стеклу окна. Не зажигая света, сбросила одежду и упала в постель.

Иоанна с трудом открывает глаза. Отец склонился над нею, лицо его обеспокоено. Все ее братья и сестры стоят вокруг ее кровати.

– Фрида, – говорит дед, – звони доктору Вольфу. Пусть немедленно приезжает.

Иоанна действительно больна. Боль и шок привели ее в полное остолбенение. Тело ее пылает, ноги как ледышки. Сердечная слабость охватила все ее тело.

– Первым делом я принесу ей пуховую перину, – провозглашает Фрида. – Затем заварю ей цветочный чай. Я уже иду.

– Что с тобой, Иоанна? Что случилось?

Голос отца добрый, мягкий, останавливает клубок в горле, подкатывающийся каждый раз слезами. Она силой сжимает веки и рот, чтоб слезы не брызнули из глаз. Что скажет отец? Никто не поймет, что с ней творится. Никогда она не выздоровеет. Никогда! Всегда будет лежать в этой постели, и сердце ее будет страдать – великая жалость к себе самой переворачивает ей сердце.

– Пей, и немедленно! – приказывает Фрида, в руках ее чашка чая, – что ты лежишь здесь, как мертвец, нет у тебя никакой температуры. Немедленно выпей, я тебе говорю. Я тебя всегда предупреждала, что ты заболеешь от своих сумасшествий опасной болезнью.

– Но, Фрида оставь ее.

– Что значит – «оставь ее», уважаемый господин? Надо пить и надо есть, и всегда я говорила, что ее сумасшествия, – Фрида продолжала бы говорить, если бы не открылась дверь: Гейнц вернулся с доктором Вольфом.