Наоми Френкель - Смерть отца

– Да, барокко, – продолжает дядя Альфред. – Эпоха Ренессанса совсем не похожа на эпоху барокко. В стиле Ренессанса сохранялся покой и гармония, барокко же стремилось к преувеличению.

Иоанна не слушает. Город-веер навевает на нее дремоту. Ленивые мухи ползают по стеклам окон, и точно так же, кажется ей, ползают в ее мозгу слова дяди. Веер. Барокко. Движение. Кринолин. Теперь дядя рассказывает что-то о тете Гермине, которая одевалась в кринолин.

– Тетя Гермина, – доносится до нее голос дяди как бы издалека, – ты слышишь, Иоанна, любила совершать с нами прогулки туда…

– Кто это тетя Гермина, дядя Альфред? – лениво спрашивает Иоанна.

– Тебе не рассказывали про тетю Гермину? Очень жаль. Это была младшая единственная сестра профессора, нашего деда. Когда я приехал сюда жить, она еще была жива. Она жила там, – дядя указывает пальцем вдаль, поверх домов и деревьев, – около старой синагоги. Она была одинока, очень набожна, и всю жизнь занималась благотворительностью.

– Странная была женщина, – говорит отец, – все члены семьи со стороны профессора были странными.

– Почему странными, Артур? – удивляется дядя, – она была женщиной неординарной, с большой душой. До последних дней сидела в кресле, больная и оставленная всеми, но одетая в самые лучшие одежды, и все ее драгоценности были на ней.

– Ну да, эти драгоценности… – усмехается Артур Леви.

– Да, эти драгоценности, – краснеет дядя Альфред, – семейные драгоценные сокровища. Большинство драгоценностей досталось нашей матери, благословенной памяти, а теперь они в вашем доме, у деда. Но драгоценности тети Гермины находятся здесь, у меня. Тетя завещала мне все свои ожерелья и все…

На Иоанну нападает смех: она видит перед собой дядю с его серым лицом, на шее которого ожерелья, и весь он в серьгах и монетах.

– Что за смех, Иоанна? – делает ей выговор отец. – Тетя очень любила дядю Альфреда. Он был прилежным ребенком с добрым сердцем. Ходил за ней и нес пакеты с продуктами, которые она делила между детьми из бедных семей, а я от нее прятался, и она очень сердилась и говорила дяде: «Идем со мной, Альфред. Артурпл природе своей, лошадь», – он хохочет, а дядя улыбается стыдливой улыбкой.

– Да, да, Альфред, ты был хорошим юношей, – добавляет отец.

– По сути, я любил благотворительность не больше тебя, – дядя смущенно протирает стекла очков, – но не поэтому тетя сделала меня наследником. Просто думала, что эти драгоценности обладают свойством, благодаря которому человек сумеет создать семью, – дядя опускает голову, и руки шарят, как у слепого по белой скатерти.

Артур Леви морщит лоб. Печально становится в комнате.

– Она познала вкус одиночества, тетя Гермина. Сидела одна около окна, все драгоценности на ней. Смотрела на улицу, на людей. День за днем, целую жизнь, пока не оставила окно, как и саму жизнь.

– У нее был приятный голос, – присоединяется к рассказу отец.

– Она всегда нам пела про реку Рейн, – говорит дядя и смотрит вдаль.

– Рейн, на котором всегда стоит сильная и верная стража, охраняя его от врага.

Иоанна смотрит смущенно, с изумлением: какой у отца приятный голос! Все, происходящее в этом доме, это еще один из многочисленных рассказов, об их семье. Образы и вещи кажутся взятыми из воображаемого мира: дядя режет слух скучным голосом, отец поет о реке Рейн, сверкают хрустальные люстры, диваны обтянуты бархатом, обветшавшие ковры стелятся под ногами.

Вдруг слышен шорох за ее спиной. Она в испуге косится на скелет в углу кабинета, не затрещал ли он костями? В доме дяди все возможно… Дядя Альфред смотрит на дверь и согласно кивает головой. В дверях стоит старая служанка, беззвучно указывает на стол, и дядя ей снова кивает. Служанка собирает посуду со стола. Но улице тарахтит телега. Медленно плетется лошадь и тянет телегу. Глаза Иоанны тянутся за телегой. И снова улица погружается в дрему. Поверх домов и деревьев, со стороны улицы смотрят на нее глаза тети Гермины.

– «Девушка» совсем не изменилась, – роняет отец после того, что слышится звон посуды на подносе, и служанка ушла. Кличку «девушка» служанке дали оба брата, – всегда одно и то же платье на ней, тот же истертый передник, то же замкнутое лицо.

– Как и весь дом, который хранит традиции, – гордо говорит дядя Альфред.

– Как и весь город, что вот уже четыреста лет почти на йоту не изменился, – подтверждает Артур Леви и встает с кресла, – я хотел просмотреть твои сочинения, Альфред.

«Отец здесь, в доме дяди, совсем не тот, что вчера-позавчера, – открываются снова глаза Иоанны, хотя она уже чуть не вздремнула.

– А ты, детка, что будешь делать? – спрашивает дядя.

– А-а, девочка, – смотрит он на свою дочь, словно только что ее обнаружил в комнате, – Иоанна была больна, ей надо отдыхать.

Иоанна встает с кресла. Все члены ее тела охвачены сонливостью, точно так же, как дома этого города-веера. Она словно вросла в кресло и не может сдвинуться. Ее держит страх перед комнатой бабки, которую ей выделил дядя, той большой пустой комнатой наверху.

– Что с тобой, детка? – дядя старается ей улыбнуться. Это первый раз, что в его доме проживает девочка, и он благодарен ей за это.

– Иоанна, ты что, не слышала? – строгим голосом говорит отец дочери. – Изволь подняться в свою комнату.

– Да, да, я иду, – Иоанна с трудом ворочает языком.

– Пожалуйста, детка, погоди минуту, ты, может, хочешь развлечься чем-то? – дядя Альфред извлекает из шкафа серебряную шкатулку. – Вот они, детка, драгоценности тети Гермины. Ты сможешь там, наверху, в комнате, их рассмотреть.

Дядя снимает маленький ключик с цепочки часов на своем животе и вставляет его в замок шкатулки.

– Альфред! – возмущается его брат, – Драгоценности здесь, в открытом шкафу, без всякой охраны?

– Ну, и что? – удивляется дядя. – В мой дом вор не влезет. И я, Артур, – говорит дядя со стыдливой улыбкой, – люблю иногда рассматривать драгоценности. Сверкание вечности в золоте и в монетах. Столько рук их держало, и еще будет держать. Бери, Иоанна, их с собой.

– Детские игры ты ведешь с дорогими вещами, – хмурится Артур.

– Почему бы нет, Артур? Рано или поздно они станут ее драгоценностями.

– Моими? – потрясена девочка.

– Конечно, Иоанна. Ты разве не правнучка профессора? – дядя дает ей в руки шкатулку. – Много волшебного есть в драгоценностях. Из них исходит закатный свет солнца.

Слово «волшебство» единственное из всего сказанного дядей, что закрепилось в памяти Иоанны. В воображении она видела себя сидящей у окна, украшенной драгоценностями тети Гермины, и все годы смотрящей на сонную улицу. Никогда перед ней не распахнутся двери замкнутого дома, никогда она не выйдет на свободу. И она так же, как дядя, будет погружена в массу толстых книг. И она так же, как тетя Гермина, будет сверкать драгоценностями, и дяди и тети в странных одеждах будут взирать на нее из позолоченных рамок.