Франц Энгел - Мера Любви

— Сейчас остынет, — объявил он.

«А потом что?» — обязательно спросил бы де Бельвар, если бы его челюсти не были замурованы в воск.

— Теперь постарайтесь не дергаться, Гийом, будет немножко больно, — ласково сказал Джованни, наклоняясь к графу.

Проверив, остыл ли воск, Джованни взялся за край полотна и начал отдирать его от лица де Бельвара вместе с волосами. Граф взвыл.

— Тихо! Да что вы в самом деле, — Джованни начал смеяться против своей воли. — Вы как маленький, честное слово.

Едва большая часть лица графа была освобождена от воскового плена, как он принялся ругаться на чем свет стоит. Джованни только смеялся:

— Арнуль, возьмите полотенце, намочите в горячей воде, — приказал он.

— Да чтоб я еще когда-нибудь согласился на такое?! — возмущался де Бельвар. — Все горит теперь, как ожог.

— Сейчас пройдет, — Джованни приложил к лицу графа влажное теплое полотенце.

— Вы жестокий человек, Жан, — бурчал граф.

— Будет вам браниться, — Джованни осмотрел покрасневшее лицо де Бельвара. — Теперь холодное полотенце, пожалуйста, Арнуль, — распорядился он. — Я понимаю, вам с непривычки так… неприятно.

Де Бельвар только фыркнул. Мягче и не скажешь: «неприятно». Мыслимое ли дело, волосы с корнем выдирать!

— Ну и щетинки у вас, конечно, много развелось, если бы вы с юности ее убирали, у вас бы волосы не смогли вырасти такими толстыми, — продолжал Джованни.

Де Бельвар дулся еще некоторое время. Однако скоро все прошло, и он как ни в чем не бывало болтал с Джованни, который взялся красиво его причесать.

— Какой же вы куртуазный стали, мессир, — восхитился Арнуль.

— Ладно. Значит, могу показаться врагу, — заключил де Бельвар. Арнуль открыл было рот, готовясь возражать, но припомнил, чем обычно заканчивались все его попытки спорить с графом, и только тяжко вздохнул. Итак, де Бельвару даже не пришлось доказывать свою правоту, он просто приказал, чтобы ему помогли подняться на стену. Зато одевали его тщательно и долго.

— Не дай Бог просквозит, — суетился Арнуль.

— Да я ненадолго, — отговаривался граф. — Дайте мне кольчужный кафтан с крестом, — распорядился он.

Облачившись как положено рыцарю, он оперся на плечи Арнуля и капитана Робера и, поддерживаемый ими, вышел на стену. Джованни поднялся за де Бельваром. Перед ними внизу лежала разоренная деревня Стокепорт, занятая неприятелем.

— Их человек семьдесят, не больше, — проворчал граф. — Белка, засранец, кричал, две сотни.

Среди людей шерифа началось движение.

— Крикни им, что я с ними говорить желаю, — обратился де Бельвар к Арнулю.

Арнуль выполнил графский приказ, завопив так громко, что Джованни от неожиданности невольно прикрыл уши руками.

— Крикни им, что они совершили беззаконие, осадив мой замок. Они пришли за возмещением за обиду, нанесенную Стефаном Фиц-Джоном, а начали войну против меня, графа Честера и крестоносца. Если они не уберутся прочь в самое ближайшее время, тогда они узнают всю мощь моего правосудия. И как они посмели требовать выдачи им на расправу епископа Силфора, когда он тоже крестоносец и, получается, это двойное преступление, против духовной особы и против Святого знака креста. Пусть они лучше идут замаливать свои грехи и оставят нас в покое. Право и сила на моей стороне.

Арнуль выкрикивал каждую фразу графа, в точности повторяя все его слова. Люди шерифа переговаривались, но о чем у них идет речь, слышно не было, ничего в ответ они кричать не собирались.

Граф же не стал дожидаться никакого ответа и приказал спускаться.

Вечером того же дня в стане неприятеля было очень шумно. Люди шерифа, верно, перессорились. Опять запахло паленым, стаффордцы с досады подожгли пару домишек. Под утро все стихло, и когда капитан Робер поднялся на стену посмотреть, что делает неприятель, никакого неприятеля не было. Шериф Стаффорда увел своих людей восвояси, теперь уже по-настоящему.

Граф приказал опустить мост. Первым делом выгнали Стива Белку, потом разрешили крестьянам Стокепорта вернуться в свои дома. Арнуль был отряжен в деревню, подсчитывать убытки от стаффордцев. Жизнь входила в свою колею. Де Бельвару с каждым днем становилось все лучше и лучше. Джованни заговорил с ним о своем возвращении в Силфор, но граф просил его подождать еще немного, пока он совсем не оправится от ранения. Джованни только этого и нужно было, он согласился, причем весьма поспешно. Время шло, Джованни не хотел уезжать, де Бельвар не хотел его отпускать. Граф отнюдь не разделял уверенности своего добросердечного друга относительно непричастности силфорцев к проискам аббата Бернара и говорил, что было бы не лишне ему самолично проводить Джованни в город. Продемонстрировать таким образом всем и каждому свое графское над ними покровительство. Джованни не спорил, но ему не хотелось, чтобы де Бельвар торопился с поездкой, а время, меж тем, близилось к Пасхе.

— Гийом, уже половина поста прошла, — собрался наконец с силами для решающего разговора Джованни. — Позвольте мне ехать. Ваши люди говорят, в Силфоре болтают разное, будто меня здесь убили.

— Ладно, — нехотя согласился граф. Джованни был прав. — Я вам дам в сопровождение с дюжину рыцарей, они разберутся там, на месте, что к чему. Обещайте мне быть осторожным, опасайтесь ваших каноников, чует мое сердце, недоброе они замышляют.

— Обещаю, — ответил Джованни.

— А я приеду к вам, как только смогу, — продолжал де Бельвар.

— Нет, вы поберегите себя, не торопитесь. Дайте мне такое обещание взамен моего, — попросил Джованни.

— Хорошо, обещаю, — согласился граф. — Жан, я прикажу Арнулю приготовить для вас деньги во исполнение нашего нового договора.

— Как скажете, Гийом. Я хотел вам, кстати, сказать… я не стану говорить об этом договоре своим каноникам, вообще никому, пусть лучше не знают ничего, а то очень уж они жадны до денег.

— Правильно, — одобрил де Бельвар.

На следующий день Джованни собрался в дорогу Де Бельвар спустился во двор проводить его. Дюжина добрых рыцарей в полном вооружении под началом капитана Робера ждали приказа выезжать, пока граф прощался с Джованни.

— Я так привык, что вы здесь, у меня под присмотром. Не хочется вас отпускать этим вашим силфорцам на съедение, — невесело шутил де Бельвар.

— Бросьте, Гийом, они меня до сих пор не съели, — улыбнулся в ответ Джованни, едва сумев подавить тяжкий вздох. — Я еще не уехал, а уже соскучился.

— Жан, я кое-что хотел вам сказать, что-то очень важное, но не помню что… все слова у меня из головы вылетели.

— Значит, не важное, потом как-нибудь вспомните и скажете. Они стояли посреди двора друг против друга, взявшись за руки, то говорили, то умолкали, и никак не могли расстаться. Уже несколько раз то один, то другой произносил слова прощания. Они пытались разнять руки, но тут же начинали нести всякий вздор, лишь бы отсрочить разлуку. Рыцари переминались с ноги на ногу, кони фыркали, ожидание затягивалось.