Франц Энгел - Мера Любви

Когда Джованни ушел снимать облачение, де Бельвар отправился в епископский дом и послал своего оруженосца сказать, где его искать. Так что прихожане святой Девы Марии Силфорской еще не успели разойтись, а их епископ чуть ли не бегом промчался мимо них домой с графским оруженосцем, бежавшим за ним следом. Было о чем задуматься.

— И чего это там у них за дела? — зачесали затылки самые пронырливые из горожан.

Джованни с порога напустился на де Бельвара, выговаривая ему за нетерпение, потом принялся засыпать его вопросами о самочувствии, и при этом почти после каждого предложения, выражало ли оно упрек или содержало вопрос, безразлично, Джованни повторял, как он рад видеть своего дорогого Гийома.

— Все со мной в порядке, поболел и хватит, — сказал граф. — И как я, по-вашему, мог не приехать, Жан? Каноники здешние — люди, мягко говоря, лишенные понятий о чести, и злонамеренные, а горожане сволочи, себе на уме. Я приехал, так они все хвосты прижали, теперь никто не посмеет на вас покуситься.

— Гийом, зря вы беспокоитесь, они все невероятно глупы для того, чтобы что-то затевать, — пожал плечами Джованни.

— Глупцы обычно злы, Жан, — нахмурился де Бельвар. — Можно подумать, вам доставляет удовольствие их выгораживать. Мои люди поразузнали тут, ни об аббате Бернаре, ни даже о его монахах в Силфоре ни слуху ни духу. Хорошо бы наверняка узнать, имели ли с этой змеей ваши каноники какое-нибудь сношение или нет. Мне, кстати, рожа вашего архидьякона уж больно не нравится.

— Гийом, перестаньте, вы весь свет подозревать готовы. Архидьякон Фольмар был недавно болен, поэтому он не в себе, — Джованни говорил и гладил де Бельвара по руке.

Они сидели рядом на одной скамье перед камином.

— Вам нужно кресло, Жан, — поерзал на жестком сиденье граф.

— Пойдемте ко мне наверх, там удобнее, — предложил Джованни. Де Бельвар согласился с удовольствием, ему было интересно взглянуть на комнату Джованни.

— Бедно у вас, мебели совсем нет, — огляделся де Бельвар.

— Это все осталось от прежних владельцев, — как-то виновато улыбнулся Джованни, словно оправдываясь, что не в его силах изменить существующее положение вещей.

— Надо, чтобы было уютно, комфортно. Вот вы тут занимаетесь, а ведь здесь же писать неудобно.

— Гийом, не смотрите, это черновик, — Джованни хотел спрятать от графа наполовину исписанный лист, но тут же спохватился, — простите…

— Жан, я как раз об этом хотел с вами поговорить, — серьезно начал де Бельвар. — Вы человек очень ученый, много знаете, много о чем читали, с вами ужасно интересно разговаривать, а слушать ваши объяснения с утра до вечера можно, — кажется, никогда не наслушаешься. Опять же, за всю жизнь столько не произойдет с одним человеком, сколько в книгах описывается, так что вас о чем угодно расспросишь и посоветуешься, коли придет в том нужда. Я вот не смыслю ни в геологии, ни в философии, а ведь без этого вроде как и совсем ничего не знаешь, хоть сколько смотри вокруг себя во все глаза, главного-то не увидишь. Главное здесь, в книгах, на латыни. Жан, прошу вас как друга, выучите меня читать! Все равно мне сюда ездить, не оставлять же вас без поддержки, а за одно бы и занимались. Я это надумал, когда раненый лежал. До того скучно мне было, время прямо остановилось. Тогда-то я на вас, Жан, и посмотрел с завистью. Вы читали, вы были заняты, и я понял, сколько дней моей жизни проходит зря. Летом еще куда ни шло, можно развлечение найти: разъезды, суды, охоты, а зимой не знаешь порой, чем себя занять, особенно когда погода плохая. Сидишь, и ничего тебе не остается, только смотреть, как снег падает.

Джованни, слушая графа, смутился от похвал и обрадовался просьбе.

— Да, конечно, Гийом, я попробую, постараюсь. Только, должен вас предупредить, я плохой учитель.

Де Бельвар не успел ничего ответить, в комнату настойчиво постучали.

— Кто? — недовольно отозвался Джованни.

В дверь просунулась голова одного из рыцарей де Бельвара.

— Мессир граф, мессир епископ, там такое! — рыцарь нервно сглотнул. — Смертоубийство.

Рыцарь торопливо исчез, неприятно приносить дурные вести. Джованни и де Бельвар переглянулись. Делать нечего, нужно было спускаться, смотреть, что произошло.

Выйдя на высокое крыльцо епископского дома, они оказались перед толпой, запрудившей чуть ли не всю соборную площадь. На паперти собора лежали мертвые тела, а рядом бесновался растрепанный старик:

— Убили, убили! Из мести, из-за развода этого проклятого! — вопил он, пока вдруг не увидал графа Честерского. Тогда старик осекся, даже попятился. По всему видно было, не искал он такого скорого правосудия, как пытался показать толпе взбудораженных горожан.

Де Бельвар, за ним Джованни и следом наскоро собравшиеся графские рыцари подошли к паперти, народ почтительно расступился, давая им дорогу. Рядком на лестнице церкви лежали трупы четверых взрослых — трех женщин и мужчины — и пятерых детей. Джованни сразу узнал в одной из убитых приходившую к нему в прошлом году несчастную Беатрису.

— Убили, ни за что ни про что, мирных поселян! Кровиночек, дочек моих убили! Внуков моих, надежду старости! — вновь запричитал старик, не поминая уже о мести.

— Говори все, что знаешь, — сурово обратился к нему граф.

— Я Эрнольд, человек свободный, местный гражданин, а это вот мои дочери… были, — старик всхлипнул. — Зять мой, ярдлинг Дункан, хороший был человек. Всех нашли в их же доме, вот так, убитыми, топором зарубленными.

— Кто нашел? — спросил граф.

— Да вот работник дунканов прибежал спозаранку ко мне, рассказал, как дело было, — ответ старика изобличал его непоследовательность. Де Бельвар испытующе глянул на него, словно ему уже не требовалось убеждаться в том, что тому есть что скрывать.

— Давайте сюда этого работника, — приказал он.

Из толпы вперед вытолкали молодого крепкого парня крестьянского вида. Парень отвесил низкий поклон пространству между Джованни и де Бельваром.

— Говори, — разрешил граф.

— Ночь была, темно как в пекле, ни черта не разберешь. Не видел я ничего, вот те крест! Ничегошеньки! — сбивчиво забормотал работник, косясь на трупы.

— А что ты слышал? — спросил де Бельвар.

Парень искренне удивился. А ведь правда, он же не только видит, он еще и слышит!

— Собаки залаяли, как взбесились, — припомнил он, — потом грохот, потом бабы как завизжат, я струхнул и давай стрекоча, — работник виновато потупился, — испугался я больно.

В толпе вокруг судили и рядили кто во что горазд. Одни говорили, бывший муж Беатрисы отомстил, другие — нет, похоже, разбойники. Некоторые несли и вовсе околесицу. Мол, убийство — дело рук злых духов. Или глава семьи всех переубивал, а потом сам себя зарубил.