Франц Энгел - Мера Любви

Графу принесли стул, де Бельвар уселся, желая разобраться во всем по горячим следам.

— Так, и о какой это мести ты тут кричал, к чему народ баламутил? — вновь обратился он к старику.

— Я, я ничего такого не хотел, — начал оправдываться тот, заикаясь от страха. — Я, это, на зятя моего бывшего подумал, у него по закону жену отобрали, а такого в наших краях отродясь не слыхивали, впору было человеку обозлиться, — старик всячески избегал смотреть на стоящего тут же, прямо перед ним Джованни. — Зять мой бывший, мыловар Гильберт, очень уж расстроился, все никак успокоиться не мог. Выпивал, конечно, частенько, дебоширил, не без того, так ведь ясно, каково это человеку…

— Мыловар Гильберт говорил тебе, что хочет убить свою бывшую жену, твою дочь? — де Бельвар глядел на старика в упор.

— Да что только не скажет человек в сердцах-то, — пробормотал Эрнольд.

— Кто видел сегодня мыловара Гильберта? — спросил толпу граф. Народ зашумел, горожане пихали друг друга, галдели не по делу.

— Никто, значит, — заключил де Бельвар. — Когда и где его видели?

Оказалось, многим мыловар попадался на пути за последнее время, то в харчевне, то на улице, где он или пытался завязать драку, или валялся пьяный. Нашлись и такие, кто утверждал, что видел, как мыловар Гильберт уходил вчера вечером из города.

Граф отправил пару своих рыцарей в дом мыловара, а сам опять принялся за толпу:

— Кто с ним пил?

Горожане расшумелись еще больше, выталкивали вперед то одного, то другого. В конце концов набралось довольно много собутыльников Гильберта.

— Он говорил, что собирается отомстить своей бывшей жене? — граф окинул их всех взглядом; мужики жались, клонили головы к земле. — Я задал вопрос.

Один из них собрался с духом, отер пот с лица и сказал:

— Он частенько поговаривал, что с ним несправедливо обошлись. Другие мужики согласно закивали, в толпе опять загалдели, многие слышали от мыловара подобные речи.

— Он говорил, что ищет смерти своей бывшей жены? — спросил граф.

Мужики испуганно замотали головами, страшась, как бы их не обвинили в убийстве за то, что они пили с убийцей.

— Он мне денег сулил, если я ему помогу кое в чем. Может, за это? — вдруг выпалил плюгавый мужичонка, до сих пор прятавшийся за спинами товарищей.

— А ты что? — спросил его граф. Мужичонка пожал плечами:

— Да ничего, я с ним не хотел связываться, с этим чокнутым Гильбертом свяжешься, неприятностей на свою задницу наживешь, вот.

— Кому он еще деньги предлагал?

Двое мужиков признались, что им, но ни на что другое, кроме как повторять слова первого, у них толку недоставало. Зато выяснилось, что мыловар пил еще кое с кем, кого в толпе не было.

Вернулись рыцари, посланные к мыловару. Гильберта дома, конечно же, не оказалось. Более того, не было на месте ни одного гильбертова работника, а в доме кто-то все поставил вверх дном.

— Словно собирались в спешке, ничего ценного не осталось, мы искали, — доложил один из рыцарей.

Де Бельвар объявил, что забирает в свою казну все имущество мыловара Гильберта и что отныне Гильберт считается в розыске, как убийца. Каждый, кто что-нибудь узнает о его местонахождении, или услышит о нем, или увидится с ним, обязан будет немедленно сообщить графским людям, которые отряжаются на поиски беглеца и преступника Гильберта и его соучастников. Своему капитану граф приказал установить поименно, кто эти соучастники. Де Бельвар поднялся.

— Эрнольд, ты едешь со мной, — сказал он старику.

— Я? Я зачем же? Я же не виноват, я же все сказал, что знаю, я же сам первый пострадал, — забормотал старик, отступая в толпу.

— Не хочешь ехать добром, поедешь под стражей, я тебя арестовываю, — спокойно и твердо сказал граф.

— За что?! — возопил старик. — Меня дочерей лишили, а потом еще и арестовывают! Люди добрые, что ж это делается-то, где ж это видано?!

Графские люди набросились на Эрнольда, сбили его с ног, попинали для острастки, связали и бросили поперек коня одному из рыцарей, чтоб больше не возмущался.

Народу приказано было разойтись, каноники занялись телами, а де Бельвар пригласил Джованни следовать за собой в епископский дом.

— Это мыловар, — произнес Джованни с полувопросительной интонацией.

Де Бельвар согласно кивнул.

— Разбойники стали бы требовать от хозяина открыть тайник или еще что в том же роде. Вряд ли они переубивали бы всех, кто был в доме, тем более детей. Незачем, — рассудил он.

— Гийом, я отдам вам разрешение Папы на аннулирование брака, — Джованни был расстроен, — у вас оно будет в большей сохранности.

— Жан, — де Бельвар взял Джованни за плечи и мягко развернул его к себе, — нет нужды в предосторожностях, я ведь здесь, рядом. Расскажите мне об этом деле.

— Ко мне приходила Беатриса, еще до Адвента, та женщина, чье тело лежало с левого краю, она жаловалась на своего мужа. Я посчитал за благо избавить ее от союза с дурным человеком, но не мог взять на себя ответственность аннулировать их брак, поэтому решил написать в Папскую Курию, а Беатрису отправил жить к ее младшей сестре, на время, пока все не решится, — Джованни тяжко вздохнул. — Ответ пришел быстро, моя просьба была удовлетворена, и я объявил в своей церкви, что брак аннулирован. Все.

— Вы виделись с мыловаром, Жан?

— Да. Он пришел, как только узнал, что его жена была у меня. Он мне не понравился. И потом, учитывая сказанное о нем Беатрисой, я не мог относиться к нему непредвзято.

— А ее отец?

— Я его раньше не видел. Беатриса говорила, он был на стороне ее мужа. Кажется, это и по сей день так, — Джованни выглядел совершенно беспомощным, растерянным.

Де Бельвар обнял его:

— Жан, дорогой, я арестовал Эрнольда, возмутителя спокойствия, и я скоро поймаю этого мыловара-убийцу и покараю. Его судьба послужит хорошим уроком для всей округи.

На следующий день, в понедельник, Джованни служил заупокойную службу по жертвам мести мыловара. Тел было слишком много, они не поместились перед алтарем в ряд, пришлось убирать несколько скамеек. Каноники ворчали, переживая, что им не заплатят. Когда пришли на кладбище, не все могилы были еще вырыты. Могильщики устали и пошли пропустить по стаканчику. Так что, когда опускали в землю первое тело, Дункана, рядом заканчивали рыть могилы его детей.

Джованни утомился. Скорбное утро тянулось невыносимо долго, на отпевание пришло довольно много народу, женщины плакали, как водится, жалели убитых, мужчины сжимали кулаки в бессильной злобе, Джованни чувствовал на себе их ненавидящие взгляды. Он понимал, силфорцы не любят его, винят во всем произошедшем, но что Джованни мог с этим поделать, он поступил так, как должно.