Франц Энгел - Мера Любви

Джованни протянул бумагу графу:

— Заполните этой фразой весь лист.

И предвосхищая любые возражения, которые вдруг бы вздумалось выдвинуть де Бельвару, Джованни добавил:

— Вы же пишете свое имя.

Вечером после первого занятия, вернувшись в Стокепорт, граф чувствовал себя таким уставшим, словно битва со словами обернулась истинным сражением, с непривычки у него даже голова разболелась. Но на следующее утро листы Джованни были первым, что попалось де Бельвару на глаза, и потом всю первую половину дня, когда другие заботы не позволяли ему сесть за урок, граф предвкушал тот момент, когда сможет наконец заняться чтением и письмом. Инспектируя ли хозяйство, муштруя ли служилых людей, упражняясь ли с мечом, де Бельвар постоянно возвращался мыслями к латинской грамматике. Днем, перед обедом, он позвал Арнуля и приказал ему принести письменный прибор.

Де Бельвар уселся в своей комнате перед окном — на том самом месте, где во время его болезни часто сидел Джованни, — вооружился пером и принялся выводить заданную фразу. Получалось медленно и криво, у графа рука дрожала от напряжения, а на лбу выступили капельки пота. Время было подавать на стол, Арнуль заглянул в графскую спальню.

— Мессир, эдак вы до Второго пришествия не закончите, — осторожно заметил он.

— Отстань, — де Бельвар выругался с досады, так как Арнуль отвлек его в самый неподходящий момент, и граф поставил кляксу.

— Давайте я вам помогу, мессир, — предложил Арнуль. Сил его не хватало смотреть на мучения де Бельвара.

— Поди вон! Не видишь, я занят, — отмахнулся граф и мужественно продолжал выводить букву за буквой.

Арнулю оставалось лишь вздыхать, молча снося графское упрямство.

Граф не оставил своего упражнения до тех пор, пока не исписал весь лист, как велел ему Джованни. Получилось плохо, зато он честно выполнил задание сам.

Когда де Бельвар спустился в общую залу, благодаря Арнулю весь замок уже знал причину задержки с обедом, и за трапезой только и разговоров было, что о преимуществах учености. Однако даже престарелую вдовствующую графиню несказанно изумило заявление зятя, что после обеда ему требуется еще позаниматься. Она желала бы высказать свое отношение к учению, заключавшееся в понятии о мере, кое понятие, по всей видимости, оказалось в пренебрежении у де Бельвара, слишком ретиво взявшегося за свое образование, но она не осмелилась ему перечить.

Граф первым же вечером так вызубрил примеры, записанные для него Джованни, что на следующий день ему совсем не интересно было их повторять. Даже когда он закрывал глаза, и тогда лист стоял перед ним, — столь прочно врезался он память. В среду де Бельвар решил, что его добрый друг задал ему слишком мало. Граф пребывал в полной уверенности: разбуди его среди ночи, и он без запинок расскажет все, что ему было велено выучить.

— Совсем вы, мессир, скоро ученым заделаетесь, и я вам стану без надобности, — повторял Арнуль каждый раз, когда заставал де Бельвара за уроками.

На четвертый день граф не выдержал и отправился в Силфор. Он нашел Джованни в соборе, был Великий четверг, только что закончилась месса, каноники мыли алтарь.

— Гийом, что случилось? — с тревогой спросил Джованни, никак не ожидавший увидеть де Бельвара раньше Великой субботы.

— Вот, — граф протянул ему старательно исписанный лист, — я все выучил.

Джованни в умилении улыбнулся, поглядев на каракули де Бельвара.

— Дай-то Бог, чтобы вашего рвения надолго хватило, — сказал он. — Вы молодец, Гийом. Подождите меня немного, я сейчас тут закончу и буду в вашем распоряжении.

Однако скоро закончить дела в соборе Джованни не удалось, подготовка к Пасхе требовала от него слишком больших затрат времени и терпения. Де Бельвар остался в церкви и наблюдал за его почти тщетными стараниями. Каноники бурчали, теряясь в присутствии графа, при нем у них и вовсе ничего не получалось.

— Бывают же такие бестолковые люди, — вздохнул Джованни, усевшись на скамью рядом с де Бельваром отдохнуть.

Де Бельвар серьезно кивнул, совершенно разделяя мнение друга относительно умственных способностей его каноников.

Так он и проболтался до вечера по собору без толку, мешая каноникам, которые забрали себе в голову, будто граф решил ни с того ни с сего их контролировать.

— Совсем от него житья не стало, — ворчал архидьякон Фольмар, отворачиваясь от испытующего графского взгляда. — Смотрит так, словно готов душу вынуть.

Время быстро клонилось к вечеру, и де Бельвару пришлось уехать ни с чем. Сердечно простившись с Джованни и уверив его в том, что он совершенно не считает себя вправе как-либо укорять своего друга за его обремененность обязанностями, которая одна только и помешала их более тесному общению, де Бельвар отправился восвояси несколько опечаленный. Рассуждая по дороге сам с собою, он решил придумать, чем бы занять себя, и вспомнилось ему, как долго он не охотился. Однако де Бельвар тут же спохватился, что назавтра Страстная пятница, а ему, как другу епископа, не пристало пренебрегать церковным календарем. Делать нечего, пришлось графу оставаться весь следующий день дома, в Силфор он поехал вновь к Навечерию Пасхи, как то и следовало.

Служба в тот раз показалась де Бельвару слишком длинной, каноники старались, из кожи вон лезли, граф подумал, что это все из-за него, он не знал об уловке Джованни, посулившем каноникам денег ради праздника. По окончании мессы почти вес каноники и некоторые чрезвычайно набожные прихожане остались на ночное бдение, де Бельвар послал оруженосца просить Джованни прийти в епископский дом. Джованни сказал декану, что пойдет немного отдохнуть. Граф ждал его в нижней зале, он уже приказал поставить стол и первым делом преподнес Джованни подарки: мясные пироги и богато вышитую скатерть, переданные вдовствующей графиней и девушками. После взаимных поздравлений они вдвоем уселись за стол, застеленный новой скатертью, разговеться пирогами. Граф приказал подать своего лучшего вина. Джованни накинулся на кусок пирога, мало заботясь о приличиях, словно долго голодал. Он быстро захмелел, смеялся шуткам де Бельвара. Они сидели так близко, болтали так непринужденно. И слишком как-то бросалось в глаза, что Джованни — совсем еще мальчишка. Глядя на него, графу куда легче можно было бы позабыть о его епископском сане, нежели помнить об этом. Де Бельвар никогда до сих пор Джованни таким не видел и поймал себя на мысли, что и не ожидал увидеть.

— Жан, я смотрю, у вас сегодня настроение хорошее, — сказал он, подливая другу вина.

Хватит, хватит, — попытался остановить его Джованни, — а то мне еще на бдение возвращаться. И вообще, не смешите меня так, еще моя бабушка, мать моей матери, говорила: сильно смеяться — к слезам.