Франц Энгел - Мера Любви

Пока ехали в Лондон, Джованни не переставал думать о милой сестренке, преданно любящей его Джованне, он давно не писал ей, не смея доверить бумаге рассказ обо всем, что произошло с ним за последнее время, ибо вовсе не хотел, чтобы его зятю Паоло или кому-нибудь из семьи Овильо попали в руки подобные письма. А неискренние и пустые послания, сводящиеся к уверениям, что с ним все благополучно, Джованни считал излишними и писать был не мастер. «Что поделывает сейчас моя дорогая сестрица? — пытался представить себе Джованни.

Смогу ли я увидеться с ней , поговорить? Как она примет меня теперь, после всего?» Он надеялся, что Джованна в добром здравии, ибо столь же давно не получал от сестры вестей, как и не давал ей знать о себе; верно кто-то из ее посланцев не сумел достичь цели, и ее письмо пропало.

Медленно, шагом продвигаясь сквозь толпы народа, с трудом достигли дома Овильо. При такой давке что-нибудь обязательно случится: или резня, или мор, Джованни, постоянно отвлекаемый от мыслей о сестре мелкими дорожными происшествиями, беспокойно оглядывался по сторонам, словно вот-вот ожидал увидеть мертвое тело, павшее под ударами разъяренных клинков или подкошенное чумной заразой.

Дом его зятя выглядел настоящим оплотом, незыблемой твердыней. Запертый, глухой — могло показаться, что в нем и не живет никто. Один из графских людей, сопровождавших Джованни, постучал и крикнул за дверь, кто приехал. Дом как будто ожил, внутри забегали, дверь отперли, и навстречу Джованни бросилась сестра.

— Ах, это вы, вы! — она расцеловала его. — Добро пожаловать! Вы на коронацию приехали, дорогой брат?

— Да, — кивнул Джованни, — как вы поживаете, добрая моя Джованна?

— О, хорошо, хорошо, — она была куда живее и жизнерадостнее, нежели в прошлый его приезд. — Ах, какой же вы красивый! — воскликнула она, отстраняясь от брата и любуясь им. — Прическа. Ой, какой пояс!

Джованна заметила, что брат волнуется, и отгадала причину его неловкости.

— Паоло нет, — лукаво улыбнулась она, — располагайтесь. Вы, конечно, остановитесь у нас?

Я, — Джованни, оказалось, совсем не был готов к такому вопросу, — я не один.

Так, ясное дело, это там ваши люди? О них позаботятся, — защебетала Джованна, увлекая брата за собой в комнаты, — что, еще есть и другие? — остановилась она, так как Джованни выглядел смущенным, — ничего страшного, или Овильо не богаты и не в состоянии принять дорогого гостя как следует?

— Джованна, это не совсем то, что вы думаете. Эти рыцари не мои люди, они служат графу Честерскому, — сказал Джованни тихо, словно опасаясь, что его могут подслушать.

— Да? — сестра, кажется, растерялась, — и что? Вы путешествуете с людьми графа Честерского?

— Я приехал с самим графом Честерским, — ответил он уже тверже.

— Пресвятая Богородица! — ахнула Джованна. — И где вы остановились?

— В том-то и дело, что нигде, — вздохнул он.

— А может, вы к нам, если такое, конечно, возможно? — неуверенно предложила Джованна, замирая от тщеславной надежды принять в своем доме нормандского графа. — У нас места предостаточно, сами видите.

— Не знаю, как Гийом решит, — не успев закончить фразу, Джованни понял, что оговорился.

— Кто такой Гийом? — сразу подхватила сестра.

— Гийом де Бельвар, маркграф Честерский, — официозно промолвил Джованни, ловя себя на мысли, что ужасно гордится своим любимым.

Джованна предпочла ничего не спрашивать и только внимательно поглядела на брата долгим, выжидающим взглядом, характерным и для Джованни, что делало ее в этот момент особенно похожей на него.

— Я и он, — замялся Джованни, — мы вместе, — ему надоело избегать прямого ответа, он почувствовал раздражение на самого себя, недоумевая, отчего так сложно объяснить истинную суть их отношений.

— Я люблю его, Джованна, — наконец выговорил он.

Сестра как стояла, так и села на то, что оказалось к ней ближе всего, — на какой-то табурет.

— Джованна, вы меня понимаете? — встревожился Джованни.

— Понимаю, — растягивая слово по слогам, ответила она. — Как же это? И вы теперь уже больше не священник?

— Почти что нет, — смущенно ответил Джованни.

— И что теперь будет? — озадаченно пробормотала Джованна, но тут же взяла себя в руки. О, простите, я совершенная дурочка. Простите еще раз, дорогой брат, я просто не ожидала, о, Мадонна — настоящий граф?

Джованни кивнул.

Так идите, зовите его скорее сюда, я хочу на него посмотреть! — уже откровенно сгорая от нетерпения воскликнула Джованна.

Когда Джованни передал приглашение своей сестры, де Бельвар поколебался дать сразу положительный ответ.

Купеческий дом , — граф получил множество приглашений, ибо отказать ему не могли, но все они никуда не годились, так как Лондон если еще не оказался по-настоящему переполнен знатью, то скоро ожидались все, кому представлялось необходимым или желательным явиться перед новым королем, и к кому граф не обращался, сколь бы богаты или влиятельны они ни были, заранее извинялись за тесноту, что означало — везде уже известно: придется одному у другого на голове сидеть, словно сельдям в бочке. — А там действительно довольно места?

— Да, — коротко ответил утомленный Джованни. — И потом, Гийом, все лучше, чем здесь. — Джованни понимал нежелание де Бельвара останавливаться в доме, принадлежащем представителю третьего сословия, приходилось его уговаривать. — Гийом, вам было удобно у Тибо Полосатого в Силфоре, так же вам будет удобно и у Паоло Овильо в Лондоне.

Больше граф спорить не стал, Мод и ее женщины не могли долго оставаться в этой переполненной, вонючей гостинице, где, стоило ему и его людям уехать по своим делам, женщины оказывались совершенно беззащитными. Де Бельвар распорядился переселяться в тот же день. Вынужденное, а оттого и несложное решение.

Джованна встретила их во дворе, и ужасно разнервничалась, увидев, сколько людей приехало с братом. Оказавшись лицом к лицу с де Бельваром, она словно обомлела.

— Правда, настоящий граф, — пробормотала она Джованни по-итальянски.

— Добрый день, прекрасная донна, — приветствовал ее де Бельвар.

Джованна закивала, покраснев от смущения. Все французские слова, какие она знала, вмиг вылетели у нее из головы. Брату пришлось служить ей переводчиком, ему же выпала и честь представлять Джо-ванну и Мод друг другу. Они обе смущались почти одинаково, поэтому, возможно, взаимно остались в полном удовольствии — как гостья хозяйкой, так и хозяйка гостьей.

Потом Джованна спохватилась, распорядилась принять людей графа наилучшим образом, а сама занялась де Бельваром, его свояченицей Мод и братом, старающимся передавать все, что бы она ни говорила, пространнее, может быть, чем следовало. Джованна, как добрая хозяйка, повела дорогих гостей показывать дом, и при этом ужасно суетилась, так что де Бельвар утомился, глядя на нее. Он не мог не втянуться в обычную игру всех, кто видел брата и сестру вместе — найди, чем они различаются. Правда, они были на удивление похожи, но и совершенно разные в то же время. Сравнение де Бельвар провел в пользу Джованни. Да, сестрица его мила и привлекательна во всех отношениях, чуть ниже брата ростом, но с довольно приятными формами, нежными щечками, быстрыми движениями и блестящими темно-карими глазами. Волосы ее скрывало покрывало замужней женщины, но они у нее, разумеется, такие же черные, как у брата. Джованни по сравнению с сестрой выглядел старше, серьезнее, сдержаннее, а оттого воспринимался иначе. Он был утонченнее сестры, она рядом с ним выглядела девочкой-простушкой, настоящей купеческой дочкой. Джованна держалась как ребенок, который делает нечто запрещенное взрослыми, и одновременно ужасно гордится собой и боится наказания; право слово, такая егоза не располагала к отдохновению от тревог.